Время собирать камни
Шрифт:
Демин и Неля одновременно отвернулись, чтобы не подсматривать. Они помолчали, потом Неля сказала грустно:
— Какой медленный поезд.
— На границе пересядем в советский, — напомнил Демин. — И быстрей поедем, и вообще…
Насчет «быстрей поедем» Демин погорячился, не угадал. Дальше их повез сборный состав: половина вагонов пассажирские, половина — теплушки. Демин со своей маленькой командой ехал теперь в общем вагоне. Попутчики были уже другие, но тоже военные, демобилизованные. Неля и Демин обедали — ели холодную свиную тушонку из одной
Поезд остановился ни с того ни с сего посреди свежеумытой дождем березовой рощи. Ничего, кроме деревьев, не видно было кругом, но вдоль вагонов промчался ошалелый от радости солдат, выкрикивая во все горло:
— Ребята, Россия!.. Товарищи, Россия за мостом!
Из вагонов, словно по команде, высыпали пассажиры. Не сговариваясь, люди срезали ветки, срубали острыми саперными лопатками молодые деревца и украшали ими открытые проемы теплушек, двери и окна пассажирских вагонов. Поезд тронулся без предупреждения, но это только прибавило веселья. Солдаты прыгали на ходу, подсаживали друг друга, втаскивали за руки неуклюжих. Во всех вагонах играли аккордеоны, во всех вагонах пели — разное и вразнобой.
Состав миновал железнодорожный мост. Неля и Демин прилипли к оконному стеклу. Они ехали в последнем вагоне и не сразу поняли, почему вдруг смолкли крики «ура!», почему утих радостный гомон, не слышно стало смеха и песен, почему тихий испуганный гул прокатился вдоль состава. А потом они увидели: мимо окна проплывала сожженная дотла деревня. Из черных квадратов на месте спаленных изб торчали неживые черные печки; кирпичный остов коровника уцелел да каменная церквушка со сбитым куполом.
Онезорг тоже смотрел в окно. По его побледневшему лицу катился пот. Демин сказал ему севшим от злобы голосом:
— Любуешься?.. Аккуратная работа, немецкая.
Онезорг ничего не ответил. Притихший поезд катился дальше, а по обе стороны полотна мелькали закопченные печки, огрызки съеденных войной домов.
И все-таки встреча с родиной была радостной. На той станции, где Демин со своей командой сошел с поезда, собралась густая толпа. Большинство людей пришло наугад: а вдруг вернулся с войны кто-то из своих? Так в те дни встречали все эшелоны с победителями, возвращавшимися домой. Здешних, местных, высадилось на этой станции человек восемь, и сразу вокруг них закрутился радостный водоворот. Немолодые люди целовались, как молодожены; кому-то совали в руки родившегося без пего ребеночка — сына или внука; в сторонке уже плясали под неизбежный аккордеон. Кто плакал от счастья, кто — от горя: две женщины успели узнать от приезжих, что к ним никто не вернется.
Среди этого кипения чувств Онезорг в своем черном плаще и офицерской немецкой фуражке торчал, как пугало. На него косились, но никто не подходил, не любопытствовал — не до немца сейчас было.
Демина и Нелю согревала чужая радость. Но все-таки сердце покалывала печаль: их
— Капитан, не признаешь? А я тебя враз определил. Ты с девятой десантной. Помнишь, в одной палате лежали?
Сопалатник Демина — это был старшина с пустым рукавом гимнастерки, заправленным за ремень, — говорил лихорадочно быстро и безостановочно, перекрывая своим резким голосом музыку и веселый шум.
— Починили тебя, как человек ходишь.
А у меня, видишь, — вот… А ты женился. Жена у тебя красивая, поздравляю. А у меня — вот. Отрезали насовсем… Ты немца конвоируешь. Правильно, сторожи, вези. Пускай ему намотают на всю катушку. А у меня, понимаешь, все равно болит. Нету руки, а она ноет. Каждый пальчик болью чувствую. Крутит и зудит, и мурашки по ней бегают…
— Это пройдет. Это фантомные боли, — успела вставить Неля.
Но старшина не принял утешения:
— Какие еще понтонные? Не знаешь, так молчи! — Он понизил голос. — А я точно знаю. Сам дошел, своими мозгами. Доктора мою руку не похоронили, как следовает, кинули небось на помойку. Ее мухи едят, муравьи по ней ползают — вот мне и отдастся. Но я как решил? Направление возьму в военкомате, вернусь в Германию, найду и похороню честь по чести.
Вот тогда пройдет!
Демин и Неля переглянулись. Глаза у старшины были совершенно сумасшедшие, и спорить с ним не следовало.
— Ну, бывай! Жену, смотри, не обижай, а немца сторожи. Упустишь — я с тебя спрошу по всей строгости.
Старшина исчез в толпе, а Демин вздохнул и пошел к двери с табличкой; «Военный комендант».
Беззвучный, но от этого еще более страшный взрыв поднялся к небу столбом огня и черного дыма. Летели по воздуху стулья, кровати, медленно проплыла, раскинув пухлые ручки, девочка с волнистыми золотыми волосами…
Онезорг рывком сел на деревянной раскладушке. Десятки раз видел он этот сон и десятки раз просыпался в холодном поту.
Демин, которому постелили на диване в этой же комнате, тоже не спал: сидел, зажав ладони между коленями, покачивался взад-вперед и поскрипывал зубами от боли. Но когда он увидел, что немец проснулся, то выпрямился и закинул ногу на ногу. Признаваться немцу в том, что у него нестерпимо болит спина, Демин считал для себя постыдным.
Некоторое время оба сапера, немецкий и русский, смотрели друг на друга, как два сыча, и молчали. Потом капитан взял со стола пачку «Дели» и пошел наружу — будто покурить.
На цыпочках он прошел через смежную комнату, где спала Неля, и оказался на крыльце.
Только здесь он позволил себе согнуться, скрючиться, чтобы как-то утишить боль. Но тут за его спиной скрипнула дверь, и Демин поспешно распрямился.
— Виктор Степанович, вы почему не спите? — спросила Неля. В плащике, накинутом вместо халата, которого у нее не было, она подошла к перилам и стала рядом с Деминым.
— Да вот, покурить захотелось, — Демин сунул в зубы незажженную папиросу. — Люблю ночью выкурить папиросу-другую, поразмышлять о жизни.