Время собирать камни
Шрифт:
— Я это поняла, — Неля смотрела на него веселыми глазами.
— Когда?
— Утром, когда вы меня к черту послали.
— А-а… Так это ж я для твоей пользы. Но если тебе обидно, могу извиниться.
Инвалид выбрался из-за стола и тоже пошел танцевать. Держа костыль перед собой, словно партнершу, он обнимал его, Поглаживая, прижимал к груди — словом, как мог потешал присутствующих, а сам веселился больше всех.
— А он тоже сапер, лейтенант, на мине подорвался, — рассказывал Демин, танцуя с Нелей. — Осколками
— Откуда вы знаете? — неуверенно спросила Неля. — Может, это так, сплетни.
— Она сама мне написала. Чего, чего, а хитрости в ней никогда не было.
— Горько! Горько! — ни с того ни г сего заорал кто-то из гостей. Клавдия и ее муж поцеловались. Кругом захлопали в ладоши.
— Но, может, у вас еще наладится, — сказала Неля, чтобы что-нибудь сказать.
Демин даже зубами скрипнул:
— А зачем? Не дай бог встречу, не знаю, что с ней сделаю! Аттестат я перевел на дочь и на этом поставил точку.
— Война, — тихо сказала Неля. — Кому руку оторвало, кому ногу. А у вас вот семью.
— Ну, давай спишем на войну, — криво усмехнулся капитан. — Мне от этого легче? Помнишь старшину на станции? Ему руку напрочь оттяпали, а она все равно болит.
Не зная, чем утешить Демина, Неля приподнялась на цыпочки и поцеловала его в чисто выбритую щеку.
Клавдию и ее мужа обняла сзади подвыпившая соседка — та, у которой квартировал Демин со своей командой.
— Васенька! Тебе золотая жена досталась! Так себя держала, так держала! Кого хошь спроси!
Василий стукнул кулаком по столу:
— Да что вы долбите одно и то же?
И талдычат, и талдычат! Клавдия, признавайся, было у тебя что-нибудь? Лучше сразу скажи, я ведь так и так дознаюсь!
Клавдия залилась слезами обиды.
— Васенька, как ты можешь? Как ты только можешь?
— Нет, ты гляди мне в глаза!
Демин и Неля тем временем вышли погулять на пустырь. Сюда слабо доносились шум и музыка. Сено на ночь сгребли в душистые копешки. Было очень соблазнительно посидеть на такой копешке, отдохнуть. Так они и сделали.
— До чего же хорошо! — вздохнула, Неля,
А Демин вдруг обхватил ее за плечи и опрокинул в сено. Она боролась с ним, пытаясь вырваться, но он, навалившись грудью, не пускал и целовал ее шею, щеки, рот.
Только после того как Неля до крови укусила Демина за руку, ей удалось откататься в сторону. Она вскочила на ноги, стряхивая сено с платья:
— Ты что, с ума сошел?
Демин сидел на сене и глядел на нее в полном недоумении:
— Ты ж меня первая поцеловала?
— Ну и что?
— Как это ну и что? Целовала или не целовала?
— Я совсем по-другому.
Не глядя друг на друга, они вернулись квартиру Мухиных. Теперь там плясали русского под баян, без всякого патефона.
В центре внимания были Василий и Клавдия. Счастливо улыбаясь, они вытанцовывали друг перед другом, кружились, притоптывали каблуками. Из своего угла Онезорг смотрел на них, удивляясь перепадам супружеских отношений.
Неля и Демин молча сели на свои места. Капитан украдкой поглядел на укушенную ладонь и спрятал ее под стол. Потом налил себе полстакана и выпил залпом.
Хозяин пошел вприсядку, гости дружно хлопали в такт музыке — и тут громом ударил выстрел, разлетелось вдребезги оконное стекло, отчаянно завизжали женщины. Висевшие над головой Онезорга часы-ходики свалились, рассыпав по полу свои медные кишочки: пуля угодила пряно в них.
На ходу вытаскивая пистолет, Демии вышиб сапогом оконную раму — из нее торчали осколки стекла — и выскочил на улицу. Но на пустыре никого не было. Только валялось на земле одноствольное охотничье ружье.
К месту происшествия уже бежали другие гости.
— Никитинское ружье! — закричал инвалид на костыле. — Сейчас, сейчас! Сейчас я его, бандюгу, сюда доставлю!
И он умчался в темноту. С ним побежали еще двое гостей.
Среди общего смятения только Онезорг неподвижно сидел на своем месте.
— Вы не ранены? Вы не ранены? — спрашивала Неля по-немецки.
Онезорг грустно покачал головой.
— Серегу Никитина ведут! Поймали! — послышалось за разбитым окном.
В дверь вошел сначала Демин, запихивая в кобуру оказавшийся ненужным «ТТ», за ним инвалид с никитинским ружьем, а затем ввели стрелявшего.
Это был мальчик лет двенадцати, щуплый, с лицом, покрытым пятнами зеленки, — от болячек. Он не плакал, не оправдывался, — молча смотрел в пол.
— Ну? Как же тебя казнить, негодяя? — спросил инвалид. — Голову оторвать?
— Надо бы, надо бы, — подтвердили гости. — В человека стрельнул!
— Шут с тобой, беги к матери, — решил инвалид. — А вот ружье твое я предам смертельной казни!
И, ухватив старенькое ружье за ствол, он стукнул его о подоконник так, что отлетел приклад, развалилось цевье.
Кто-то из гостей объяснял Демину с Нелей:
— И ведь додумался: вместо дроби шарикоподшипник заложил. Медведя убить можно!
Клавдия с мужем подсели к Онезоргу — чувствовали себя в ответе за происшедшее.
— У него отца ваши в колодец бросили, — оправдывалась Клавдия. — А подойти никому не дают. Ну, тот кричал, кричал… кричал, кричал, потом утоп… Ферштейн?
Онезорг кивнул, показывая, что понял. Лицо у него было серое, как у тяжелобольного. А Василий, хорошо выпивший, извинялся по-другому: налил немцу полный стакан, поднес.