Время Сомнамбул
Шрифт:
Упрямо сжав кулаки, он вышел первым. За ним стали расходиться остальные. Последним, не прощаясь, кафе покинул учитель. Хозяин, с полотенцем наперевес, закрыв за ним дверь, подумал, что теперь её можно заколотить.
Город наполнили трупы. Садясь на тротуары, сомнамбулы прислонялись к стенам домов, не делая различия собственным и чужим, вытягивали ноги к пустовавшей мостовой, и больше не поднимались. Их стало некому отводить в постель, и, ночами, истощённые от голода, они умирали. Северные ночи холодные даже летом, замёрзнуть можно в два счёта, и каждое утро добавляло окоченевших мертвецов со странной блаженной улыбкой на лицах. Под палящими дневными лучами трупы быстро разлагались, но убирать их было некому. Здоровые обходили их за версту, зажав нос, а сомнамбулы просто не замечали. На улицах снова открылось бесцельное роение, кучки сомнамбул,
Заявляя, что не может никого заставлять, мэр лукавил. На руках у него оставался сильный козырь - продукты, которые ежедневно доставляли вертолёты. Это все понимали. И мало кто готов был мириться с таким положением. Таким образом грозила разразиться война. С древнейшим из мотивов - за пищу. Уже на другой день после собрания в кафе, положившего конец власти городского главы, на центральную площадь явились почти все остававшиеся здоровыми.
– Надо бы, вроде того, каждому выдать его долю, - дожидаясь вертолётов, твёрдо заявил водитель.
– Разделим по-честному, - поддержал провизор.
– На аптекарских весах?
– подковырнул его учитель.
– А духовные весы священника больше не устраивает?
– Ой, только не надо иронизировать, прошли те времена. Что же касается святого отца....
– Провизор на мгновенье замялся.
– Нет, не устраивает, он же возится с лунатиками, а мы их больше кормить не намерены.
– Он смело заговорил от лица всех. "Кто мы?" - хотел было перебить учитель, но, увидев, угрюмые, сосредоточенные лица, промолчал.
– Пусть, если хочет, отдаёт им свою долю.
– Ничего умнее, значит, не придумали, как обобрать заболевших бедолаг?
– Мэр произнёс это с наигранным веселием, запустив пятерню в шевелюру.
– Хотите оттяпать их долю провизии. Ну-ну, к этому шло.
На мгновенье протестовавшие смутились.
– Их долю?
– первым нашёлся провизор.
– А по какому-такому праву? Пусть сначала докажут, что могут есть наравне с другими.
– И как же они докажут?
– А это уж их дело.
– Он снова обвёл взглядом собравшихся, получив молчаливую поддержку.
– А пока - всё наше.
– Дело ясное, - подвёл черту полицейский, - старый порядок рухнул, теперь каждый за себя.
Мэр сжал кулаки.
– Я сложил свои полномочия и от своих слов не отказываюсь. Однако, кого мы выберем городским главой?
– Никого! Хватит, вроде того, подчиняться, теперь будем сами по себе.
Мэр категорично замахал руками, скрещивая их в воздухе.
– Нет, анархии я не допущу! Назначайте новые выборы, а пока я буду временно исполнять обязанности городского главы.
– Нашёлся, тоже, хитрец!
– от волнения у водителя снова пропала его любимая присказка.
– Да мы тебя хоть сейчас переизберём!
– Нельзя, здесь не все присутствуют.
– Посмотрев водителю в глаза, мэр твёрдо добавил.
– А ты всегда был дураком, жаль, с тобой раньше не расстался.
– Это ещё почему?
– оторопел водитель.
– Раньше, вроде того, устраивал.
– И он ещё спрашивает! Кто отвёз больного доктора в министерство? Вот и всплыло всё, а мы бы сами справились.
– Да я отвёз. А кто его, вроде того, отправил? Нечего с больной головы на здоровую.
На мгновенье мэр осёкся.
– Теперь это уже неважно. Но до выборов всё останется как есть.
Учитель и священник, подойдя к нему, встали плечом к плечу.
– Ладно, пусть, вроде того, будет по-вашему, недолго осталось командовать.
В этот раз до стычки не дошло, но все осознавали, что это вопрос времени.
Две застреленные лагерным охранником овчарки не стали исключением. Когда вирус перекинулся на животных, город вымер. Исчезли птицы, раньше сидевшие на обвисших проводах, куда-то делись чирикавшие в кустах воробьи, не попадались больше голуби, ворковавшие на площадях, пропали даже крикливые, вечно сновавшие чайки, высоко в небе больше не летали стрижи, не кружили ласточки. Домашние животные, словно взбесились. Поджав хвосты, убегали в тундру сторожевые псы, за ними тянулись скулившие дворняги и мелко трусили коротконогие декоративные собачонки, в прежние времена отрывисто тявкавшие с подоконников. Незаметно исчезли кошки. Последними в тундру с отвратительным писком побежали стаи крыс. Там они все были обречены стать лёгкой добычей волков, а если умрут своей смертью - стервятников. Вирус получал распространение, расширял ареал своего обитания. Мэр срочно позвонил губернатору, сообщив об этой новой опасности.
– Ставлю вас в известность, что теперь вы передний рубеж обороны, - с едва скрытым сарказмом закончил он, дав отбой, так чтобы губернатор не смог задать вопросов. Мэр не стал вдаваться в подробности происходившего - раз его отстранили от руководства, пусть сами и разбираются. Конечно, губернатора интересовало, что творится на подчинённой ему территории. Да что говорить, его должно было просто распирать от любопытства. И тогда можно было отыграться. Мэр злорадно уставился на телефон. Странно, что его волновало подобное, такое болезненное отношение к потере должности выглядело нелепо. Но человек вообще устроен странно. Какое-то время мэр ещё ждал, что губернатор перезвонит, чтобы узнать, как они выживают, справиться, в конце концов, какая необходима помощь. Но телефон молчал. Губернатор больше не собирался вмешиваться, предоставив заражённый город его участи. Ему хватало того, что приходилось думать об остальном крае. Вызвав начальника кордона, построенного в тундре, он распорядился стрелять во всё живое, приближавшее со стороны океана.
– Даже в муху!
– кричал он.
– Слышите, даже в муху! От вас зависит жизнь миллионов! Убивайте всё, что движется! Так, чтобы даже комар не пролетел! Вам ясно, полковник?
– Так точно!
– по-военному козырнул начальник кордона, бывший всего-навсего майором. Своё нежданное повышение он отметил щелчком каблуков.
– Опустить железный занавес, глухой, как стена.
Город, запечатанный вирусом, наводнённый лунатиками, улицы с разлагавшимися трупами, гробовая тишина, ни ночью, ни днём, не нарушаемая криками птиц и собачьим лаем, производили впечатление тихого апокалипсиса, но сомнамбулы этого не замечали, а те, кто ещё оставался в здравом уме, ко всему привыкли. Перенесённые ужасы вытравили у них остатки сострадания, они огрубели, а их чувства сводились теперь к инстинкту самосохранения. Выжить любой ценой! Хотя бы для этого пришлось уничтожить весь мир! Вирус обошёл их, они не стали животными, но перестали быть людьми. Исключение составлял священник. Убирая за лунатиками койки, он думал, как легко черствеет душа, как быстро теряются человеческие качества, стоит попасть в нечеловеческие условия. Сам он давно уже расстался с желанием быть пастырем, примерить венец мученика, послужить богу, который непонятно зачем, допускает все эти ужасы. Он испытывает их веру? Но это жестоко. Они же не железные. Разве он забыл, как лепил их из глины? Нет, он слишком строгий экзаменатор. А может учитель прав, и он садист, который испытывает удовольствие от их страданий? Когда подобные мысли одолевали его, священник по привычке вставал на колени: "Только в боге успокоение моё, только бог твердыня моя, не поколеблюсь более..." Он бубнил заученные строки, пытаясь заговорить себя, смягчить боль, обмануть разочарование, но слова больше не находили отклика в его душе. Она оставалась невосприимчивой, а сердце пустым. Тогда он с удвоенной энергией брался за работу - кормил с ложки лежачих сомнамбул, отводил их на отхожий двор, а в свободную минуту занимался распределением продуктов, раскладывая их на равные кучки. А под руку ему, как и в лагере, лез учитель со своими разговорами. Священник слушал в пол уха.
– Что жили, что не жили.
– Учитель глубоко вздохнул.
– Уйдём, какой след оставим? Вы были женаты?
– Нет.
– Я тоже. Может, от этого и ударился в преподавание. А вы в религию. С другой стороны, при сложившихся обстоятельствах это, возможно, и к лучшему.
– Что к лучшему?
– рассеянно переспросил священник.
– Что детей нет. Это у мэра дочь в столичном университете, а хозяин кафе, где мы собирались, свою на улицу выгнал.
– Как выгнал?
– А вот так! Едва заметил у неё симптомы болезни. Потом, правда, опомнился, а, главное, понял, что вирус его не берёт, искать стал, да так и не нашёл.