Время Сомнамбул
Шрифт:
– Подождите, но он же сказал, что одинокий.
– Это правда, как и мэр, вдовец.
– И говорил, что сомнамбул презирает.
– Ещё бы! Вычеркнул дочь из памяти, чтоб совесть не мучила. А как нам его осуждать? Нам отцовские чувства неведомы. Хотя, тварь, конечно, редкостная.
– Учитель на мгновенье смолк, поправляя сползшие очки.
– А вам не кажется, что мы переживаем страшный суд? Вот Варгины - один брат пошёл направо, другой налево. И мэр со своим водителем разошёлся. А провизор, тоже хорош, когда жена заболела и ушла на улицу, удерживать не стал. Нет, не выгонял, конечно, как же, столько вместе прожили, а он не такой, чтобы взять, да и выгнать, он же о морали печётся, наверняка, и в церковь ходит, просто не стал удерживать. Как говорится, вольному воля. Может, даже из окна перекрестился, когда смотрел вслед, прослезился искренне, как никак столько лет, но что тут поделать, против вируса даже медицина бессильна, поэтому иди родная на все четыре стороны.
– Учитель хмуро улыбнулся.
– Нет, дорогой мой, вирус строгий судья, перед ним все равны, и никакие родственные чувства защитой не являются.
– Опять вы мизантропию развели, - вяло отмахнулся священник, перебирая продукты.
– И тоже мне, сравнили: божий суд с неодушевлённым вирусом. Это ж больше на пытку похоже, на казнь по случайным спискам.
– А может, не случайным?
– Учитель посмотрел сосредоточенно.
– Видите, как мы с вами местами поменялись: раньше вы везде знак видели, перст указующий, теперь я во всём причину ищу.
– Поменялись, а сидим, как и прежде, вместе. И вы также со своей философией пристаёте.
Священник беззвучно рассмеялся.
– Ваша правда, - смутился учитель.
– Давайте я лучше помогу.
– Какая от вас помощь...
– Священник отмахнулся, но потом пододвинул картонный ящик.
– Складывайте хоть мусор сюда.
Священник всё делал с любовью, несмотря на сомнения, оставаясь христианином. Но помогавшие ему учитель, мэр и в меньшей степени старший из братьев Варгиных, которому хватало родителей, не разделяли его чувств. Не только по отношению к лунатикам. Они не питали любви и друг к другу, хотя ясно осознавали, что в одиночку не выжить. Эти четверо действовали сообща, составив маленькую партию, чтобы не пасть жертвами анархии, к которой всё шло. Они ещё сохраняли остатки трезвого мышления, толкавшего их на союз с чётко выраженной иерархией, где верхнюю ступень, как и прежде, занимал мэр. Но, как говорится, если двое идут в одну сторону, это ещё не значит, что им по пути. И каждый из четверых видел пункт назначения по-своему. Для старшего сына Варгиных, главными были родители, и он не заглядывал вперёд, думая только о том, чтобы с ними пока ничего не произошло, не дай бог - такие мысли время от времени проскакивали в его голове, - не наложили на себя руки. Мэр занимался ежедневными делами, надеясь предстать в выгодном свете, когда всё это закончится. А так или иначе, он в это, безусловно, верил, всё должно было закончиться. Учитель тоже, как и все, не видел будущего, но это его раздражало, едва ли не больше всего происходившего, показывая бессилие человеческого разума. И только священник жил в полной мере сегодняшним днём. Ему было почти безразлично, что будет завтра, в особенности, с ним. Иногда он думал, что умер уже тогда, в лагере, а сейчас вместо него живёт кто-то другой, не имеющий к нему не малейшего отношения. Это тот успокоил бы себя тем, что всё в руках Господа, а этот редко вспоминал Бога в которого, уже и сам не знал, верит или нет. Противоположная партия, стихийно сложившаяся после разлада в кафе, была многочисленнее, но ей не хватало сплочённости. Её лидеры, водитель и полицейский, были слишком разными, чтобы найти общий язык. К тому же их альянсу мешала властная нетерпимость, присущая тем, кто всю жизнь подчинялся, а, неизбежно, и пресмыкался, оставаясь на вторых ролях. А тут, на тебе, оказалось, управлять дело совсем не хитрое, и они в нём смогут показать себя, ещё как смогут, уж совсем не хуже мэра. Играя на их разногласиях, провизор представлял третью силу. Примыкая то к одному, то к другому, нечаянно угодившему из грязи в князи, он гнул свою линию, сводившуюся к тому, чтобы с его голосом считались. На большее он не претендовал. Основной же массе здоровых горожан, куда входил владелец кафе, бывшая воспитательница детского сада, младший брат Варгина и другие было вообще наплевать, кто стоит у штурвала. Готовые поддержать любое решение, они беспрекословно шли за лидером, не имея собственного мнения или не находя нужным его высказывать. Единственное, что их интересовало - это продукты, доля в общем пайке. Она определяла их жизнь и смерть, и ради неё они готовы были на всё. Однако драться за брезентовые тюки, которые сбрасывали вертолёты, им не хотелось. Никто не желал подставлять свой лоб, хотя дома у всех было припрятано оружие. Пока они были не настолько голодны, чтобы рисковать жизнью. До этого ещё не дошло. Но было бы хорошо, если бы до того, как пробьёт их час, за них всё сделали другие: отняли еду у этого фанатика-священника, который несправедливо распоряжается ею, отдавая большую часть сомнамбулам, которые, это же очевидно, на свете всё равно не жильцы, а потом эти добрые герои, эти робин гуды, разделили бы излишки между всеми - разве они претендуют на исключительность, нет, им не нужно чего-то особенного, они согласны на равенство, пусть даже им достанется чуть меньше, не слишком, конечно, но пусть. И они готовы присоединиться к любому, кто обещает это. Но действовать самим чересчур опасно, нет уж увольте, для этого есть герои. Они храбры, рискованны, да они просто созданы для подвигов, на которые толкает их сама природа. И разве не для этого они выдвигались в лидеры? Однако так рассуждали все. И лидеры в том числе. А последние вдобавок ещё судорожно соображали, где взять исполнителей. Тех, кто готов пожертвовать собой. Лунатики? А почему бы и нет? Прекрасный выход - маленькая наёмная армия, солдаты которой не отдают отчёта в своих действиях, безропотная серая масса, готовая исполнять чужую волю. Да, служить их интересам, за крохи, за пустые обещания, неизвестно вообще за что, - это ли не мечта всех власть имущих? Таких, конечно, надо ещё поискать. Везде станут качать права, кричать, что эпоха рабства давно закончилась, везде, но не в заражённом городе, посаженном в карантин. Зомби, сомнамбулы, биороботы - какая разница, кто будет умирать, безропотно, по первому требованию, не спрашивая зачем, очевидно, во имя поставленной на первое место муштры, как это делают в армии. А иначе, для чего она существует? Дело за малым - набрать её и направить. Попросту натравить на неугодных. Первому эта идея пришла в голову полицейскому, оно и понятно, в его организации была та же субординация, то же беспрекословное подчинение приказу, и всё за копейки, которые и деньгами-то не назовёшь.
Полицейский поделился с водителем.
– Хочешь, вроде того, армию создать, - сразу раскусил тот, - ну полицейскому-то раз плюнуть.
– Усмехнувшись, он сделал паузу, хотя замысел оценил мгновенно. Но не ударять же было в грязь лицом, признав чужое первенство. Раз спасуешь - сядут на шею, дело обычное. И водитель вооружился начальственным тоном.
– Дельно придумано, ничего не скажешь, привлечь сомнамбул, и всё такое, только как им, вроде того, втолкуешь? А идея без реализации, это, сам знаешь, пшик один.
– Посчитав, что достаточно унизил полицейского, водитель сбавил тон.
– А лунатиков, вроде того, вооружить для начала палками, ружья давать опасно.
– Теперь он говорил, как соавтор идеи.
– Понимаешь, к чему клоню?
– Ясное дело, не автоматами же, чтобы нас и перестреляли. И втолковывать им ничего не надо. Просто погоним их вперёд, а сами пойдём сзади с оружием. Многие так поступали. Монголы Чингисхана гнали в бой пленников. И Тамерлан использовал население как расходный материал.
Водитель перевернул бейсболку козырьком назад.
– Ты бы вот что, вроде того, не умничал. Придумал толково, но не строй из себя, вроде того, генерала, нам мэра хватило. Давай лучше подумаем, как, вроде того, дрессировать лунатиков. Как мы их на людей городского главы натравим? Они же не собаки, чтобы натаскивать их на чучелах.
Водитель расхохотался.
Из своей кельи священник наблюдал, как ночами сомнамбулы с каменными лицами кружили по церковному двору, точно в лениво-медленном танце, прикасаясь друг к другу расставленными руками, будто крыльями, будто водили таинственный хоровод бабочки. Двое-трое, вдруг замерев, упирались лбами в железную ограду. Тогда к ним присоединялись остальные. Постояв с минуту, они начинали вместе трясти холодные толстые прутья, но те были крепкими. Меж собой они были спаяны двумя поперечными полосками, слишком низкими, чтобы, ступив на них, перемахнуть заострённые сверху пики. И заперев с вечера такие же высокие, как и ограда, ворота, священник не беспокоился -деться со двора лунатикам было некуда.
День выдался жарким, и койки сомнамбул вынесли на солнце.
– А знаете, что я вам скажу, - обратился учитель к священнику, с которым вместе подметали церковный двор.
– Всё это зря.
– Что зря?
– остановился священник, опершись на метлу.
– Ну всё это, - обвёл учитель койки с сомнамбулами.
– Стараемся, а хаос всё равно своё возьмёт. Про закон энтропии слышали? Беспорядок может только нарастать.
– А мы можем с этим бороться. На то и люди.
– Сизифов труд.
– И что? Пусть сизифов, всё лучше, чем сложа руки сидеть. А вдруг?
– Никаких "вдруг", и вы это сами знаете.
– Ну тогда в этом проявится ещё большее величие.
– То есть?
– Ну как же, зная, что всё напрасно, продолжать делать.
– Священник улыбнулся.
– Глядишь, нам ещё и памятник поставят.
– Ага, при жизни.
– Учитель заширкал метлой. На мгновенье оторвавшись, поднял голову: - Ни черта не поставят. Люди забывчивы, как сомнамбулы. Сколько было героев на свете, сколько жертв, а помнят одних проходимцев. Ну, вашего распятого я не беру, я больше о простых смертных.
Священник вздохнул.
– А знаете, тут я, пожалуй, соглашусь. Всё пройдёт. Уж, казалось, что мы с вами испытали, однако и это пройдёт.
– И пройдёт глупо, - покачал головой учитель.
– Да-да, как ни крути, вот что обидно. Налево пойдёшь, направо ли, разницы никакой.
– А идти всё равно надо.
– Священник снова улыбнулся, задрав клочковатую бороду.
– Так что давайте мести дальше - вон у ограды сколько мусора.
Кроме священника, жившего при церкви и постоянно проводившего время среди сомнамбул, остальные приходили в приют ни свет, ни заря, помогая разобрать накопившийся за ночь мусор, сложить освободившиеся койки, похоронив за церковной оградой умерших лунатиков. Остальных было трое - мэр, учитель и старший из братьев Варгиных. Сторонники другой партии не ступали сюда ни ногой. Да их бы и не пустили. После стычки на центральной площади священник выносил долю их продуктов, которую считал справедливой, за церковные ворота, аккуратно сложив прежде в брезентовые мешки, доставленные вертолётами. Обычно их забирали полицейский с водителем. Взвалив мешок на плечи, водитель плевал под ноги, бросая злобный взгляд на ограду.
– Ничего, недолго осталось, вроде того, придёт и наше время.
– Совсем скоро, - после состоявшегося у них разговора кивал полицейский.
Сказано - сделано.
В колонну штурмующих, если так можно выразиться, учитывая боевые качества лунатиков, набрали бывших полицейских, солдат, а в первых рядах, вооружив палками и граблями, поставили самых отчаянных, тех, кого раньше отличали жестокость и задиристость. Здесь был Иван Грач, охотник на волков, бывший с ним в лагере мордатый ночной сторож, как и тогда всё порывавшийся выстрелить из палки, поднося её к прищуренному глазу, присутствовал и наглый охранник, пристреливший овчарок, из рыбацкого посёлка притащили даже Неклясова, вспомнив его буйный нрав и пьяные драки. Операцией руководил полицейский. Прячась в соседних домах, выждали пока вертолёты, сбросив тюки на центральной площади, скроются из глаз, и тогда, вышли со всех сторон, прячась за спинами лунатиков, которых подгоняли уколами острых ножей. В другой руке сжимали винтовку. Священник уже разрезал верёвки, распаковывая тюки, когда мэр, тронув за руку, показал ему на окруживших площадь сомнамбул.