Время своих войн-1
Шрифт:
– -------
ВВОДНЫЕ (аналитический отдел):
А. Шикльгрубер (будущий канцлер Германии) в 1926 году о возможном союзе с Россией:
"...Союз, который не ставит себе целью войну, бессмыслен и бесполезен. Союзы создаются только в целях борьбы. Если даже в момент заключения союза война является еще вопросом отдаленного будущего, все равно, стороны непременно будут иметь в виду прежде всего перспективу военных осложнений. Глупо было бы думать, что какая бы то ни было держава, заключая союз, будет думать иначе. (...) Уже один факт заключения союза между Германией и Россией означал бы неизбежность будущей войны, исход которой заранее предрешен. Такая война могла бы означать только конец Германии. К этому однако надо еще прибавить следующее: Современные
(конец вводных)
– -------
...Идут чередуясь, "змейкой" и "внахлыст", дозорными и всей тройкой. Вперед смотри, да вбок поглядывай! Сашка - левша, потому "держит" правую строну. Сработались давно, а Седой ничем от Георгия - "Первого номера", не отличается. Иногда Седой дает знак придержаться, тогда отстают, иногда - догонять, тогда догоняют. Идут по всякому; скрадом и нагло, нахраписто, рассчитывая исключительно на собственное звериное чутье. Идут внимательно, не хватает только напороться на какого-нибудь заезжего шального грибника, заблудившегося в этих местах, и решать по этой причине - делать ли ему "пропажу без вести"?
Рек, озер не пересчитать.
Рассказывают, что когда-то один из тех четырех царей-Иванов, которых потом стали называть одним именем - Иван Грозный, после ливонского посрамления был в здешних местах, и старики преподнесли, поклонились ему книгой. Вслух прочел непонятное: "На Корочуна Владимирского солнце от Руси отклонилось..." Захлопнул книгу, словно испугался, и велел сжечь. Уехал в смятении...
Всяк, пожив здесь, становился интуитивным язычником, для которого, как раздраженно писал архиепископ новгородский спустя 550 лет после введения христианства на Руси: "суть мольбища - лес, камни, реки, болота, озера, холмы - всякой твари поклоняются яко богу и чтут..." Эх, не понял архиепископ, либо лукавил. Не покланялись, а черпали с этого. Найди свое дерево - прижмись к нему спиной, либо обхвати позади себя руками, прочувствуй тем, с чего растешь, без которого сдуешься - прочувствуй, как соки жизни текут вверх от твоей земли, которая до поры отпустила тебя погулять по свету, но придет время, опять возьмет к себе в родное лоно. Почувствуй жизнь дерева, озера, слейся с мудростью камня и достанет тебе от этого здоровое, и заберут они от тебя худое - больное. Так что, не иначе как лукавил архиепископ, не покланялись божественному, а роднились с ним, не молили, не выпрашивали, а черпали взаймы, до времени, пока все вернешь, пока ляжешь, и сам будешь отдавать, но чтили - это верно. И казалось, что никогда не вычерпаешь и всегда вернешь. Но пришли иные хозяева на мир, поманили денежкой - своим новым-старым богом. И пошли под корень те леса, которые топора не знали, и вдоль рек-вен взялись срезать, отчего они мелели, и сами реки резать... стало загаживаться все и вся, но пуще души...
Иные времена словно повторяются. Сколько
Нескоро, но Седой выводит к небольшому оболоченному по краям озеру.
– Здесь!
Валят несколько сухостоин, чтобы добраться до зеркала. Налаживают подход, гать. Потом долго стоят и смотрят. Миша охает и причмокивает, глядя на карпов.
– Чем питаются?
– удивляется Миша-Беспредел.
– Озерок маленький. Святым духом?
Седой смеется мелко и тихо, будто пшено просыпает на жесть.
– Растет здесь такая травка в воде - раньше даже гребли и скотину кормили, во льду рубили длинные полыньи, специальными загребухами со дна цепляли и сразу на сани. Это, если с сеном было плохо, не запаслись. И поросей кормили.
– Да...
– протягивает Миша.
– Поросей - это да. То-то они, что боровы.
– Может и тебе на эту пищу перейти, а, Миша?
– спрашивает Сорока.
– В смысле, сугубо на то, чем поросей кормили?
– Карпа обычно три дня кушать вкусно, а потом от него воротит, - делится Седой.
– А у этих даже вкус будет некарповый, они свой срок переросли. Здесь, кто попробует, не всякий поверит, что рыба. Мясо ближе к телятине, а ее не всякий любит.
– Я люблю!
– Ну-ну... Тебе и вытаскивать.
– Мне вон тот нравится, - говорит Миша-Беспредел.
– Длинненький!
– Какой длинненький, - отмахивается Седой.
– Они все поперек себя шире! Просто в воде не видно. Что, Сашок, больше они твоего золотого карася?
– Больше, - признает Сорока.
– А как ловить, если стрелять нельзя?
– Может, гранату бросить?
– спрашивает Миша-Беспредел.
Седой сердится до пара из ушей.
– Я тебе брошу! Тебя, дурака, брошу!
– Он горох сегодня не ел, по причине отсутствия, потому толку не будет.
– Откуда такие?
– все еще удивляется Миша-Беспредел.
И Сашка удивлялся.
– Откуда здесь сазан? Обычный бы вроде озерок - щука, окунь должны быть.
– Лет тридцать или сорок тому обратно, - рассказывает Седой, - клюнуло в какую-то административную голову, что в районе слишком много "диких" озер. Что "рыбтоварищества" дают не ту рыбу, которая нужна народу. Щуку, окуня, плотву и прочее высоким распоряжением записали в раздел "сорной рыбы" и решили завести благородную - пелядь, сазана, селяву... Это не только здесь, хотя прибрали природное - это "озерок", такие маленькие за озера не считаются. Но затеяли с размахом, широко, как только прорубались, чтобы только бортовая пройти могла, так первым делом вытравливали - горы рыбы выгребали - на поверхности плавала вверх пузом. Горы на берегу и наваливали. Таблички рядом поставили - что рыба травленая. Впрочем, звери читать не умеют, и не выучишь - много зверья передохло. Потом давали озеру "остыть" - справиться с той заразой, что привили. Потом в специальных бидонах малька подвозили - выпускали и подкармливали комбикормом... А когда через сколько-то лет решили взять, не сумели, хотя обметали грамотно - все озеро разом, к машине подвязали - выволакивать...
– И что?
– А то! Невода изорвали в клочья. Все прокляли. На других озерах, которые вытравливали, то же самое получилось. Тут оказывается головой-то надо было думать заранее. Смотри сам - видишь, лес от самой воды, тут как какое дерево состарится, так в воду и падает, а в воде, особо в бузе, уже не гниет и крепчает - суки, что кинжалы на все стороны. Нельзя неводом, а по-другому муторно. Тут только если опять травить.
– Мы как будем?
– Мы? Совсем по муторному! Так, Сашка?
– Карп самосадом в сеть не пойдет, - высказывает Сашка свое знание рыбалки.
– Гнать надо!
Сазаны ворочаются в воде, видны вздутые бока.
– Смотри какие!
– восторгается Миша.
– Словно иные люди...
– Действительно, - соглашается Сашка.
– Среди людей такие попадаются - только бы жрать, жрать и жрать.
На всяк ветряк свой Дон-Кихот найдется - Сашка не устает "воспитывать" Михаила.
– Жертвую свою лучшую сетку!
– говорит Седой и тянет из рюкзака связанное.
– Это лучшая?
– удивляется Сашка-Снайпер.
– Из тех, что есть, - конфузится Седой.
Сашка смотри скептически.
– Ниче, попробуем так, а не получится, так вдвое сложим. Это плохо, что карп сетку видит, с наскока не получится, - говорит Седой со вздохом.
– И как будем?
– Выставить надо от берега и замкнуть в берег. Тихонько забузить вдоль, чтоб не видел. Потом будем бохать начав от краю - пугать. Если надавать бохалками по бокам - полетят, как миленькие!