Время туманов
Шрифт:
— Уходить поздновато… придется проверять. Ночевка в доме, пока в соседнем помещении что-то возится, недопустима. Пошли… я первый, ты прикрывай. Лазарев, остаешься, если что, будь готов отстреливаться.
— Понял, — кивнул Игорь.
Шелихов осторожно приоткрыл дверь и тихо, аккуратно прошел по лестничной площадке, держа дробовик наизготовку. Ткаченко поразился тому, насколько бесшумным был шаг бывшего убийцы — Семен словно перетек к соседской двери и стволом дробовика медленно приоткрыл ее. Скребущиеся звуки, шорох и глухой, шепелявый бубнеж стали различимее.
— Зомби, — обернувшись, прошептал Шелихов. — Наверно. Но не воняет… от них обычно кислятиной несет, а здесь вообще ничего, только темно… у них, по ходу, жалюзи на окнах закрыты, блин.
— Посветить? — Ткаченко снял с пояса «пальчиковый» диодный фонарик.
— А давай. — И Семен поднял дробовик к плечу.
Андрей направил луч фонарика в темноту соседской квартиры.
— Твою мать, — выдохнул он. — Ну ни хрена себе…
В прихожей было темно не столько от закрытых жалюзи, сколько от мощных пластов не то плесени, не то странного пушистого мха, покрывшего сплошным ковром пол и шатрами взбиравшегося к трельяжу, настенному зеркалу и гардеробу, даже с люстры свисали густые пыльные лохмы. А у стены, прислонившись к ней спиной и почти по колено утонув в наслоениях пыльного пуха, стоял человек. Он-то и был источником звуков, услышанных Шелиховым, — тихих стонов, зажеванных, шепелявых слов, скребущих по обоям пальцев.
— Денис Иваныч? — спросил Ткаченко, и человек поднял лицо.
— Не думаю, — буркнул Шелихов и сделал несколько шагов назад. — Выходи, кто ты там есть. И без глупостей. Иначе стреляю.
И человек послушался. Он медленно, подняв руки, вышел на лестничную площадку. Шелихов понял, что относительно этого существа он заблуждался. То, что вышло на свет, человеком не являлось. Оно не было похоже и на зомби, и Семен в очередной раз подумал, что здесь явно какая-то неправильная Зона.
— Денис Иванович… — протянул Ткаченко. — Откуда…
— Посмотри внимательнее. — Шелихов так и не опустил оружие.
И было на что посмотреть. Как ни был похож вышедший на человека, но его все же выдавали странно плоские, невыразительные глаза на землистом измятом лице. Выходец из странной квартиры был чудовищно грязен — пыльная, в темных пятнах одежда словно гнила не один год прямо на теле, на расползающихся брюках видны были широкие зеленые мазки плесени, зелень была даже в спутанных волосах. И что-то странное было с кожей, похожей на упаковочный пергамент, покрытый сухой пылью.
— Это… мы… та-ам… од-ин… еле… уу… — показав угольно-черные десны и дохнув запахом старых книг, «Денис Иванович» начал глухо бубнить странную околесицу, продолжая медленно, какими-то короткими рывками идти прямо на Семена.
Шелихов направил дуло дробовика в складчатый сухой лоб и нажал на спусковой крючок.
Выстрел в узком пространстве лестничной площадки прозвучал громко и злобно. Быстрое эхо отскочило от стен с каким-то металлическим отзвуком, а по лестнице с тихим цоканьем скатилась дымящаяся гильза. Голова существа разлетелась на несколько мягких губчатых кусков, обезглавленное тело медленно завалилось на спину, с ватным звуком ударившись о кафель — словно на пол уронили большую мягкую куклу. Из серого, ноздреватого среза шеи показались несколько мелких черных жучков, начавших беспорядочно ползать по одежде. Тело тихонько поскрипывало и шелестело, руки подрагивали, шевелились пергаментные пальцы. К запаху книжной пыли добавилась вонь подгнивших сухофруктов.
Этажом выше хлопнула открывшаяся настежь дверь, откуда-то снизу послышался долгий, прерывистый скрип еще одной. И тут же заскреблось, зашелестело в двух квартирах напротив, начали вздрагивать и понемногу проворачиваться дверные ручки, со всех сторон навалились шепот, тихий, гнусавый говорок, шарканье десятков ног, поскрипывание и глухие удары в стены.
— Назад, быстро, — приказал Шелихов и, дождавшись, пока военный забежит в свою квартиру, закрыл дверь и щелкнул засовом.
— Что это было?
— Хороший вопрос. — Семен приник к глазку, но на площадке пока никого не было, хотя ручки дверей по-прежнему дергались и немного проворачивались, словно кому-то не хватало сил выбраться из квартир. На лестнице шаркали неуверенные шаги, звуки были уже хорошо различимы, тихий топот прошелестел над потолком, и снова гулко, раскатисто грохнула дверь снизу.
— Они же все… разъехались, — немного сбивчиво пробормотал Ткаченко. — Откуда?
— Это не матричные организмы, капитан, — покачал головой Лазарев. — Не было ни крови, ни костных фрагментов — я видел, как вы стреляли.
— Ну и что это было, если не зомби? — Шелихов продолжал смотреть в глазок.
— Мы… точно не знаем. — Ученый вздохнул. — С этим явлением столкнулись еще первые экспедиции в Коломенском и в районе Автозаводской — там не менее мощный очаг, чем здесь. Есть версия, что это своеобразные дубликаты, результат аномалии «петля времени». Зона как бы образует подобие тех живых объектов, что создавали здесь своего рода энергоинформационный след, отпечаток себя… а Москва очень сильно насыщена такими следами. Достаточно возникнуть временному кольцу, и выделившаяся энергия идет на создание вот этих существ… к сожалению, совершенно непонятных. Ни органов, ни даже скелета, просто грязная губка в форме человеческого тела, покрытая тонкой сухой пленкой, напоминающей кожу, одежда тоже не настоящая, копия… Химический состав тел неизвестен, к сожалению… «губка» стремительно разлагается до минералов после разрушения «дубликата», но, по косвенным данным, вещество органическое, возможно даже, что в составе есть азотистые соединения — как бы то ни было, дубликатами первого типа охотно питаются насекомые и плесневые грибы…
— Спасибо, профессор. Все очень интересно. — Шелихов отошел от глазка и загнал в магазин недостающий патрон. — Вы мне лучше скажите, людьми эти ваши тварюги питаются?
— Э… они не мои, Семен. Нет, насколько мне известно, не питаются… они вообще ничего не едят. Зубов нет, органов пищеварения тоже — экспедиция профессора Симоненко успела вскрыть несколько таких тел. По их отчетам, эти существа совершенно безвредны, у них даже вес редко достигает десяти килограммов — плотная органическая пена с газовыми пустотами на месте грудной и брюшной полостей. Удивительно, как они способны издавать звуки — ни легких, ни, соответственно, голосовых связок не найдено.
— Ну… это обнадеживает, — кивнул Семен, но дробовик не убрал. — Значит, завтра, если что, можно и прикладом растолкать, когда полезут. О, кстати, правы твои «ботаники». Начинает он гнить.
В глазок было видно, как дергающееся тело вначале замерло, а потом начало медленно разваливаться на серые дымящиеся куски. Даже через дверь послышались шипение и треск ломкой пузырчатой плоти, на глазах оседающей, растекающейся по кафелю блестящей черной лужицей. Жидкость кипела, постепенно становясь из мазутной лужи мутно-серым влажным пятном на плитках пола. Одновременно с тем, как исчез не то убитый, не то просто сломанный «дубликат», успокоился и шум в соседних квартирах — стихли шаги, никто не стучался в двери, умолкли глухие, надсадные стоны на лестничной площадке.