Время Вьюги. Трилогия
Шрифт:
Дэмонру держали в соседнем вагоне, и он прошел в соседний вагон, мимоходом остановив сердце придурку с винтовкой. Не то чтобы парень ему сильно мешал. И даже не потому, что не хотел бы, чтобы Магда взяла грех на душу, а просто чтобы не верещал и под ногами не путался. Пока нордэна решала бы несуществующие дилеммы — а северяне любили и умели заниматься этой опасной дурью, хотя и с очень национальным колоритом и густой примесью необоримого рока — Дэмонру могли убить.
И да, поезд бы взорвался. Судя по скорости максимизации вероятности, ехать ему оставалось не более двух минут. За две минуты можно устранить не трех человек, а три сотни. Вопрос заключался только в том, какой приказ имели эти молодчики на случай штурма. Наклз отлично знал, какой приказ он сам отдал бы на месте Рэссэ.
С первым вагоном все прошло как по маслу, во второй они могли разве что зеркал напихать. Наклзу не очень нужно было выжить, поэтому он мог позволить себе действовать быстро.
Вагонная дверь осталась позади. Наклз зажмурился, чтобы не смотреть по сторонам между вагонами, на лес, который в жизни не видел, и прошел вперед. Открыл глаза. И остолбенел.
Зеркал никто сюда напихать не удосужился.
Вагон оказался пуст. Вообще. Там не было ни Дэмонры, ни конвойных, ни даже движущихся световых пятен на полу в тех местах, где солнце пробивалось через неровно пригнанные доски. Полосы света лежали неподвижно, как краской нарисованные.
Вагон никуда не ехал.
Вагон не собирался сходить с рельсов при взрыве котла.
Вагона просто не существовало и Наклза, стоявшего в нем с оборванной ниткой клубка в руках, теперь тоже не существовало.
Ночью было холодно, как в могиле, и так же тихо. Плотный слой тумана, через который иногда пробивалось белое пятно луны в темном ореоле, совершенно глушил звуки. Койанисс быстрым шагом шел через густой лес и не слышал своих шагов. Ни птиц, ни зверей, ни хруста веток под ногами. Даже опавшая листва не шуршала, хотя стоял конец сентября и ноги увязали по щиколотку.
Пойти через лес ночью оказалось до крайности плохой идеей. Ничего не изменилось бы, если бы он дождался рассвета в будке станционного смотрителя. В светлое время суток путь от железной дороги до дома занял бы три часа, а если заглянуть в деревню, взять лошадь и поехать кружной дорогой — так и за меньшее время управиться можно.
К десяти утра он уже был бы дома.
К сожалению, Койанисс не знал, во сколько придут жандармы. Умом он понимал, что разминуться с ними на пятнадцать минут или час совершенно не страшно. Он мог бы догнать их уже в участке, мог бы сунуть под нос метрику, предоставить все объяснения и доказательства, мог бы заставить их принести официальные извинения, а мог бы просто убить этих тварей на месте, ничего не объясняя. Да мало ли чего он мог сделать, раз он уже здесь и все теперь знает наперед. Разминуться с Элейной и Маргери на пару часов не было бы страшно — но он уже один раз разминулся с ними на целую бескрайнюю вечность и боялся сделать это снова. Жутко, панически, до головокружения, тошноты и холодного пота на висках. Только такой сильный страх мог погнать мага, у которого уже периодически случались довольно неприятные галлюцинации, в лес тихой-тихой сентябрьской ночью.
Повезло ему, что Маргери любила поезда и в те редкие дни, когда он бывал в отпуске дома, просила отца сводить ее на железную дорогу и показать чудище с красными колесами. Конечно, дочь Койанисс водил к насыпи только в светлое время суток, но основные ориентиры помнил. Три из них — два приметных дерева и овраг — он уже прошел, едва не свернув шею на последнем. Туман в низине стоял такой густой, что, казалось, он не столько идет через него, сколько бредет, как сквозь толщу воды.
Холод и влага проникали сквозь одежду, превращая легкий осенний плащ в ледяной панцирь. Койанисс прекрасно отдавал себе отчет, что, если он сейчас присядет передохнуть хоть на минутку, его закоченевший труп здесь быстрее найдут лисицы, чем люди. Но все это не будет иметь значения, потому что Элейну и Маргери арестуют утром. Не для того он нарушил все мыслимые и немыслимые запреты, профессиональную этику и вообще все, что может нарушить вероятностник.
Он вообще старался не думать о том, что выкинул. Не думать было безопаснее. Точно так же, как в детстве казалось безопаснее не смотреть на сундук, за которым вроде бы жило чудовище.
Койанисс влетел в какую-то нору, не удержал равновесия и со всего маху ударился о землю. Палая листва смягчила падение, но локтями он все равно приложился. Падение, как ни странно, поспособствовало ясности мышления. Например, он сообразил, что со свернутой шеей жене и дочери ничем не поможет. Поднялся, кое-как привел в порядок сердцебиение, мысленно досчитав до тридцати, и прислушался к тишине. Странный это был ночной лес, если птицы молчали и даже сов, от уханья которых он едва мог спать в собственном доме, не слышно. Койанисс вслушивался почти минуту, когда услышал тихий-тихий звук, странный для ночного леса.
Копыта.
Где-то поблизости — или во всяком случае, не слишком далеко, потому что туман искажал звуки — неспешно шла лошадь.
Либо за магом самолично притащилась несуществующая Кладбищенская кобыла, наплевавшая на то, что лошади по лесным буеракам не ходят, либо полянка, на которой ночью пасся пони Маргери по кличке Бочонок, находилась совсем рядом. Она лежала выше низины, где рос лес, так что, наверное, Койанисс мог услышать пони.
Маг тихо и очень осторожно двинулся на звук, больше доверяя негромкому конскому шагу впереди, чем собственным глазам. Склон стал забирать вверх. Корни под ногами закончились. Туман остался, но теперь клубился сплошной пеленой не выше колена, а остальное было хоть и смутно, но видно.
Да, по маленькой полянке ходила маленькая лошадка и методично жевала траву.
Койаниссу захотелось рассмеяться. Обнять весь бескрайний мир, резко переставший быть холодным и враждебным.
— Бочонок!
Пони испуганно всхрапнула, повела ушами, а потом все же приблизилась к магу и доверчиво ткнулась мокрой мордой в руки. Маленькая такая, забавная животинка с круглыми боками и заплетенной в крупные косы белой гривой.
Койанисс понял, что, если простоит так лишнюю секунду, то просто упадет на землю и зарыдает. Или начнет хохотать. Или просто умом тронется, если вдруг еще не тронулся. Бешеное напряжение последних часов, помноженное на ад последних недель, требовало выхода.
— Бочка, иди, иди, утром… нет у меня ничего, иди…
Между оградой дома и полянкой было каких-то метров тридцать. Койанисс пролетел их как на крыльях. Едва не навернулся со ступенек крыльца, сбил какое-то ведро, покатившееся вниз с железным грохотом, и принялся стучать в дверь, не особенно отдавая себе отчет в том, что делает.
Ему просто требовалось немедленно убедиться, что все в порядке. Что он успел. Перехитрил мироздание, или Создателя, или Аксиому Тильвара, или саму судьбу и всех ее гончих псов.
Двери открылись не сразу. Элейна, растрепанная, в ночной рубашке и накинутом поверх нее пальто, целила в него из двустволки. Плохо скрытый страх в глазах жены сменился удивлением. Она опустила ружье.
— Койанисс?
Маг молча кивнул, потому что говорить ему что-то мешало. Сделал два шага, обнял жену, забыв, что на нем насквозь промокший и холодный плащ, что от сапог на вычищенном полу остаются грязные следы, что на дворе ночь и надо бы как-то объясниться, что Элейна не понимает, почему он заявился в такой час и в таком виде, не предупредив письмом, и что он вообще напугал ее до полусмерти, когда стал ломиться в дверь.