Всадник на спине ветра или О чём умолчал «Алхимик»
Шрифт:
После крестьянина подошла к черту старая женщина, неся на спине мужчину с высохшими ногами. Положила его у ног черта и говорит:
— Исполни заветное желание моего сына. До конца жизни буду благодарна тебе.
Посмотрел черт на мужчину, а у того и руки отсохли.
Заплакала, заголосила старая женщина:
— Что ты натворил, проклятый!
А черт и говорит:
— Как же мне быть, если он с детства хотел, чтобы у него и руки отсохли, тогда ты не сможешь заставлять его короба плести и кормить будешь из своих рук.
Делать нечего. Взвалила мать сына на плечи и пустилась бегом из пещеры, пока сынок еще чего-нибудь не пожелал.
Так и не стал черт святым. Недобрая слава о нем пошла. Но в этом он сам виноват. Уж кто-кто, а черт должен бы знать, что исполнение сокровенных желаний не всегда желанным оказывается.
— Как же так? — растерялся Саша. — Почему у этих людей оказались такие странные желания?
— Их образы мира и себя были сильно искажены, — ответил Даос. — Поэтому и желания у них были искаженные, как изображения в кривом зеркале. Предвидеть последствия может лишь тот, чьи представления ясно отражает действительность. Лишенный ясности не способен правильно желать, поэтому и исполнение сокровенных желаний у такого человека не делает его счастливым.
— Но ведь отказавшись от осуществления своих заветных желаний, человек не сможет следовать своей Судьбе.
— А чьей же Судьбе, интересно, он станет тогда следовать? — удивленно вскинул брови Ли. — Чужой, что ли?
— Н-не знаю, — окончательно запутался юноша. — Не своей, наверное.
– Твоя Судьба останется твоей Судьбой, каких бы глупостей ты ни натворил. Другое дело, что судьба эта может быть более или менее благоприятной, но тут все зависит исключительно от тебя, и не стоит взваливать на Вселенную ответственность за то, что с тобой происходит или не происходит.
— Я вот чего не могу понять, — вздохнул Саша. — Коэльо утверждает, что все, происходящее в мире — это мактуб , «так записано». С другой стороны, он говорит, что предназначение человека — следовать своей Судьбе. Но если все уже записано, что означает выбор своей Судьбы? Парадокс какой-то получается.
— Мудрецы и философы с давних пор спорят о том, все ли, что происходит с человеком, определено свыше, и может ли человек повлиять на свою судьбу, — сказал Ли. — Тем не менее, судьба человека — это всегда его Судьба, как бы она ни сложилась. Даосы, памятуя о многозначности Истины, в вопросе предопределенности придерживаются срединной позиции. Свою точку зрения они отразили в притче о Даосе и Судьбе.
Один даос всем говорил, что может повлиять на свою Судьбу. Услышала про это его Судьба и явилась к нему в образе старухи с мешком.
— В этом мешке, — сказала старуха, — вся твоя жизнь, а я твоя Судьба. Ответь, как ты можешь повлиять на меня, если я предопределяю дорогу твоей жизни?
Недолго думая, даос схватил старуху, ударил ее по голове посохом, отобрал мешок и пошел своей дорогой.
Кто же теперь не поверит даосу, если тот скажет, что повлиял на свою Судьбу?
Представив себе пожилого китайца, дубасящего посохом злодейку-судьбу, Саша не выдержал и расхохотался. Слишком уж не похожи были истории его спасителя на величаво-торжественный стиль «Алхимика», хотя, по сути, речь шла о тех же самых вещах.
— Сознательный выбор своей Судьбы — это великое искусство, а не слепое и эгоистичное следование собственным страстям, инстинктам и тайным стремлениям, — не обращая на него внимания, продолжил Ли. — Это искусство выбора момента, цели и средства. Это искусство контроля над окружающим миром и самим собой. Это искусство управления временем и пространством. В конечном счете, это искусство постижения Истины. Люди моего клана называют это искусство «Ездой на спине ветра».
— Что-то у меня голова закружилась, — пожаловался Саша, чувствуя, как порывы внезапно налетевшего ветра делают его тело легким и невесомым.
— Все в порядке. Так бывает, когда образ мира меняет свои очертания, — донесся до него голос Даоса, исчезнувшего за темной пеленой.
— Так мы едем в Африку или не едем? — зевнув, поинтересовался Мелхиседек. — Ты уже битый час торчишь в порту, корабли рассматриваешь.
— Я думаю, — сказал Саша.
— О чем же, если не секрет?
— О любви.
— Здорово, — завилял хвостом щенок. — Любовь — это я понимаю. Отличная штука. Может, поделишься плодами своих раздумий? Любопытно узнать, что новенького ты сможешь изобрести о любви, после того, как с умным видом объяснил солнцу, ветру и пустыне, что они не только не умеют любить, но и вообще ничего не смыслят в этом тонком вопросе. А твое глубокомысленное заявление, что любовь — это то, что превращает свинец в золото, а золото вновь прячет под землей? У бедной пустыни от него чуть ум за разум не заехал. Ты сам-то хоть понял, что сказанул?
— Эти слова не для ума, а для сердца, — махнул рукой Саша. — Для того, чтобы их понять, нужно проникнуть в Душу Мира.
— Нам, собакам, не надо никуда проникать, — тряхнул ушами Мелхиседек. — Мы, как солнце, ветер или пустыня, составляем часть Души Мира. Не будем дискутировать насчет того, прячет любовь золото под землей или нет. Лучше объясни мне совсем простую вещь: можно ли предавать свою любовь и тех, кого любишь?
Юноша удивленно посмотрел на щенка.
— Почему ты об этом спрашиваешь?