Всадники ветра (Двойники)Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Том XVII
Шрифт:
— Иванов, успокойся, ты путаешь, расскажи, в чем дело?
— Дело в том, что все мы обмануты, как идиоты! Этот клад, конечно, вы не нашли его… его выдумали враги советской власти, чтобы отвести нам глаза! В то время, как мы занимались чтением детских сказок, готовилось… Понимаете — этот Джон Кэрч — мой полный двойник!
— Двойник?
— Ну да! — Иванов немного передохнул. — После вашего отъезда мне показалось подозрительной канитель с кладом! Я не мог спать и решил все-таки пробраться в дом профессора. Обошел к задней стене сада — вспомнил рассказ Мака. Перелез, подошел к окну — темно, а как будто
— Когда я очнулся, — продолжал Иванов, оторвавшись от второго стакана, — я лежал раздетый и связанный — вот, как сейчас. Эта авантюристка, шпионка — я не знаю, кто она такая — занималась тем, что кончала обматывать тряпками лицо своего папаши! А Джон Кэрч стоял у зеркала, в левой руке держал парик, а правой преспокойно отклеивал свою острую бороденку! Когда он кончил, на меня взглянул мой живой портрет!
Когда он кончил, на меня взглянул мой живой портрет.
Он сел и, насвистывая, стал натягивать мой кожаный костюм…
— Но слушайте, Иванов, это какой-то бред! И вы можете сообщать это так равнодушно! — Только сейчас Мак заметил, как дрожат его собственные пальмы.
— Товарищ, — Иванов повернул к нему каменное лицо, — я говорю спокойно, чтобы сократить время рассказа! Маруся, поди в комнаты, там лежит платье англичанина!.. Так вот, он кончил переодеваться как раз тогда, когда дочь профессора Добротворского начала заматывать мое лицо.
Они подняли профессора и меня и стащили в этот чулан. С тех пор я не знаю ничего, что могло случиться. Знаю одно — там готовится, если уже не готово страшное политическое преступление. Вот!
Иванов стал лихорадочно зашнуровывать башмак. Сзади раздался слабый писк.
Все обернулись.
Профессор сидел на полу, стуча зубами, пил воду из стакана, поднесенного рукой Маруси. По волосатым щекам катились крупные слезы. Несколько раз он пытался говорить, но сдавленное горло не могло произнести ничего членораздельного.
— Успокойтесь, профессор, — Фенин попробовал поднять его с пола. — Не будьте же ребенком! Скажите — в чем здесь дело? Ваша дочь — кто она такая? На кой черт ей понадобилось так подло обойтись с вами?
Профессор поднял мутные от слез глазки. Его лицо было перекошено страхом и отвращением. Он мотнул головой и опять потянулся к стакану.
— Ну, профессор же! — вмешался Мак, — хоть немного возьмите себя в руки! Ведь только в ваших силах пресечь преступление! Скажите — ну? Ваша дочь?..
Профессор вдруг заговорил чужим срывающимся голосом.
— Она не моя дочь! — Мак отскочил с вытаращенными глазами. — Она авантюристка — член тайного общества фашистов! Они — этот фашист и она — заставили меня угрозами скрыть все — я не мог иначе! А теперь, теперь… расстрел… — профессор затряс головой.
— Но зачем вся эта комедия? Говорите! — Иванов бросился к Добротворскому.
— За тем… ваш двойник… эта авантюристка… они подготовляли… Нет, я не знаю, не знаю, что со мной будет! — профессор сумасшедшим жестом схватился за голову. Иванов, не переставая, тряс его за плечо.
Наконец Добротворский решился. Он робко поднял глаза на окружающих.
— Торопитесь — может быть, еще можно остановить! О, Господи! Дьявол! Эта авантюристка… эта авантюристка и мнимый Кэрч решили украсть самолет, перехватить в воздухе Юнкерс и расстрелять из пулеметов летящих на праздник членов правительства и Коминтерна!
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
В эту ночь события на медынском аэродроме развернулись в таком порядке:
Около двух часов в маленькую комнатку дежурного вошел высокий человек в черном кожаном костюме летчика. Дежурный дремал, полулежа на койке. Человек энергично растолкал его.
— Ты что ль, Иванов? Тебе чего? — полураскрыл глаза дежурный.
— Товарищ Мешков, вставай! Есть записка от начальника! Срочное задание! Смотри! — человек вынул из кармана предписание.
После дежурный рассказывал, что с первой же минуты пришедший показался ему не прежним, обычным Ивановым. Он двигался слишком быстро, говорил хриплым голосом, даже, как будто, с нерусским акцентом. В самом выражении его лица было что-то замкнутое и настороженное, непохожее на обычное выражение Иванова. Конечно, все это можно было сообразить только потом, когда выяснилась самая суть дела. А здесь: подумайте сами — к вам приходит один из старейших работников аэродрома, протягивает предписание, по-приятельски хлопает по плечу! Не будете же вы предполагать, что сам черт подшутил над вами, приняв чужой облик! Тем более, что выдержанное марксистское мировоззрение категорически отрицает возможность такого случая!
Еще, говорил дежурный, — его немного удивила необыкновенная холодность Иванова. Иванов всегда называл его по имени, а не официальным «товарищ». Но опять таки, не брать же на шиворот и не отправлять в ГПУ для расследования старого приятеля потому, что он говорит с вами не так тепло, как всегда! К тому же дежурный не спал всю прошлую ночь… Не говоря ни слова, он развернул предписание.
В нем неразборчивым почерком начальника аэродрома стоял приказ срочно выдать военлету Иванову машину из новой эскадрильи для немедленного ночного полета. Дежурный сообразил — тоже впоследствии, к сожалению, — что только на самолетах этой системы было установлено полное пулеметное оборудование.
Что делать? Толстый Мешков, кряхтя, натянул сапоги, разбудил мотористов, вместе с Ивановым двинулся к темной площади аэродрома, мимо красноармейской охраны.
Подошли к ангару.
Тяжелые раздвижные ворота заскользили в стороны. Раскрылись недра ангара со стоящими в ряд летными машинами. В желтом, густом фонарном свете вывели одну машину, начали спешно готовить полет. Иванов деловито и странно-молча прохаживался рядом.
Снова пустячная мелочь привлекла внимание дежурного.
Главное внимание при осмотре машины Иванов устремил на пулеметы! В луче качнувшегося фонаря его костистое лицо показалось совсем чужим, с хищным оскалом слишком большого рта. Но родившееся подозрение разом пропало, когда, уверенно прыгнув в кабинку, Иванов застегнул ремни и стал пускать мотор.