Всадники
Шрифт:
– Зирех пойдет со мной, – пообещал саис. – Она лучше меня знает толк в базарных делах.
Уроз заметил необычный взгляд Мокки, тяжелый, без былой наивности и светлого сияния. И в словах слуги не слышалось обычного повиновения. Чопендоз хотел было даже порадоваться этому, но не смог. В этот момент ему все было безразлично, ничто не имело значения. Только покоя хотел он, и тишины, чтобы побыть одному, дать отдых разыгравшимся нервам, уставшим мускулам, чтобы прошла адская боль в ноге, которая сейчас наказывала
«Долго он не протянет», – подумал саис.
И опять эта мысль напугала его. Но страх теперь был иным. Боялся он не смерти Уроза. Боялся, что не сможет поучаствовать в ней.
Зирех, сняв чадру, вернулась на кухню. Она сидела в углу, задумчиво и безучастно. На маленьком ее лице, над полузакрытыми глазами, брови сдвинулись в одну резкую черту. Услышав, как саис позвал ее со двора, она не спеша встала и вышла. Брови ее по-прежнему казались сросшимися.
Мокки позвал ее:
– Пошли на базар. Ты выберешь, что нужно в дорогу.
– На какие деньги?
Мокки разжал свой огромный кулак. Сначала Зирех молчала, глядя на них с суеверной недоверчивостью. Потом пробормотала:
– Сколько денег! Аллах! Сколько денег! Все мое племя за свою жизнь и половины этого не имело. Пошли, пошли скорее.
Но когда они подошли к лавочкам, она замедлила шаг и шепнула саису:
– Лавочники не должны видеть, что мы торопимся. Эти жулики тут же удваивают цену…
Брови Зирех опять сошлись на лбу. И до самой последней покупки эта черная полоса не разжималась, подчеркивая бдительность и решительность ее намерений. А саис шел за ней, как послушный ребенок, и восхищенно смотрел на эту незнакомую, новую для него женщину. Такую серьезную! Властную! Так верно рассуждающую о людях, вещах и деньгах!
А Зирех думала только о тех покупках, которые заранее решила сделать, и только о них. Хитроумные торговцы тщетно пытались ее соблазнить, подманить, уговорить, навязать ей кружева, ткани, украшения. В том, что касается цен, она тоже была непреклонна. Прежде чем на что-либо согласиться, она перерывала все, чуть не переворачивала лотки, прилавки, лавчонки, спорила о происхождении товара, принижала их качество, выражала сомнение в пригодности, высмеивала внешний вид, одним словом, торговалась с таким дьявольским терпением и хитроумным азартом, что ей сдавались самые жадные и упрямые. Ведь никто из них не прошел такую школу нищеты, не приобрел привычки знать цену любой, даже самой ничтожной вещи.
Так Зирех приобрела именно то, что нужно было для приготовления пищи и для ночлега: юрту, провиант, теплую одежду.
Когда мешки и сумки были набиты, Мокки вскричал:
– Как же быть? Джехол не унесет всего этого.
– Давай купим хорошего мула, – ответила Зирех. И со вздохом добавила:
– Эту покупку придется делать тебе.
Рынок тягловой и вьючной живности находился в конце селения, на дороге, против самого огромного из Будд. Мокки обошел всех мулов, щупал ноги, бока и холку, осмотрел у всех зубы, копыта, глаза и выбрал наконец крупного мула серой масти.
– Вот этот мне нравится, дедушка, право слово, нравится, – сказал он старому хитрому хазарейцу со сморщенным лицом, молча разглядывавшему покупателя.
– Он сильный и умный. В жизни мало таких видел. Назови цену, дедушка.
Хазареец назвал, и Мокки заплатил, не торгуясь. Повел к Зирех и радостно сказал, ласково трепля мула, как он делал со всеми животными, которых ему поручали:
– Видишь, я тоже умею выбирать.
– И давать себя обкрадывать тоже. Переплатил, по крайней мере, вдвое.
Мокки был уязвлен в своей невинной гордости и впервые в его словах, обращенных к Зирех, прозвучало раздражение:
– Какая разница! – возразил он. – Уроз денег не считает.
Та долгим и внимательным взором посмотрела на саиса. Брови ее сейчас сдвинулись особенно строго.
– Деньги принадлежат не Урозу, а нам. Все деньги… – не согласилась она.
Мокки перестал чесать пальцами холку мула. Его нижняя челюсть дрогнула, как от неожиданного удара. Он тихо спросил:
– Все деньги?… Как… Сто тысяч афгани?
– Все сто тысяч, – нисколько не смутилась Зирех.
– Но это же он их выиграл, – пробормотал Мокки.
– Ты что забыл, под какой залог? – напомнила она ему.
– Я не забыл, – отвечал саис. – Но…
Молодая женщина опять прервала его, чтобы спросить:
– Ты хочешь, чтобы он умер? Хочешь по-прежнему?
– Хочу, – признался Мокки.
Тут они подошли к лавке, возле которой сложили покупки. Зирех понизила голос. Но как ни пыталась она контролировать свою ярость, Мокки испугался злобной интонации в ее голосе.
– И ты, и я, мы оба хотим, чтобы он умер, и можно считать, что это дело решенное, – шепотом проговорила она. – Так много ли трупу нужно?
Саису нечего было ответить. Устами Зирех говорил разум. И все же Мокки не мог с ней согласиться. В глубине души он понимал, что надо отказаться от замысла. Устами Зирех говорил разум. Разум. Но не истина.
Смерть Уроза – согласен. Это было бы справедливо. Он продал свой степной край, свой народ, свой род. Сохранить Джехола – согласен. Это тоже справедливо. Уроз отрекся от него. Но вот деньги – нет! Нет!
Тот, кто возьмет их, воспользуется преступлением, сам станет преступником. Тогда за что же наказывать Уроза?
Зирех приняла молчание Мокки за согласие.
– Ну вот, видишь, – продолжала она, – надо быть дураком, чтобы отказываться от этих денег.
Тут неясный и странный гнев охватил Мокки. Как найти довод, способный убедить Зирех? Глаза его метались от тюков с постелями к мешкам с провизией, от кухонного скарба к юрте, которая лежала у его ног. Все это надо было навьючить на мула. Он ткнул ногой в ближайший тюк и спросил: