Все, что останется
Шрифт:
– Что ты думаешь?
– Эта нить никуда не привела, как девяносто других концов, бывших у меня в руках.
– У Джилл были романтические отношения с этим студентам, который рассказал о ней?
– Думаю, ему хотелось, чтобы она была к нему неравнодушна, - ответила Эбби.– Но на самом деле - нет. Таких отношений не было. Я почти уверена, что именно поэтому у него возникли подобные подозрения. Он был самонадеян и считал единственной причиной, помешавшей Джилл поддаться его обаянию, существование соперника, тайного любовника, возможно,
– Этот студент рассматривался как подозреваемый убийца?
– Нет. Во время убийства его не было в городе, и это установлено вне всяких сомнений.
– Ты беседовала с кем-нибудь из адвокатов фирмы, где работала Джилл?
– Да, но мало чего добилась, - ответила Эбби.– Ты же знаешь этих адвокатов. Во всяком случае, она работала всего несколько месяцев. Не думаю, чтобы коллеги по работе знали ее достаточно хорошо.
– Не похоже, чтобы Джилл была экстравертом, - заметила я.
– Ее описывают как приятную, умную, но замкнутую в себе.
– А Элизабет?
– Как более открытую, - сказала Эбби.– Такой она, думаю, и была. Иначе не смогла бы успешно работать в торговле.
Блеск газовых фонарей отодвинул сумрак от тротуаров, когда мы шли к стоянке машин на Торговой площади. Плотные облака закрывали луну, и влажный, холодный ветер пронизывал до костей.
– Интересно, чем бы теперь занимались эти пары, будь они живы, какие бы изменения произошли в их жизнях?– проговорила Эбби, уткнув подбородок в воротник и засунув руки в карманы.
– Что, как ты думаешь, делала бы Хенна?– осторожно спросила я ее о сестре.
– Вероятно, она все еще жила бы в Ричмонде. Думаю, мы обе жили бы там.
– Жалеешь, что ты уехала?
– Бывают дни, когда жалею обо всем. С тех пор как не стало Хенны, чувствую себя так, словно у меня нет никакого выбора, ничего не могу делать, как хочу. Будто я живу под гнетом не зависящих от меня обстоятельств.
– У меня другое впечатление. Ты решила работать в "Пост", переехала в федеральный округ Колумбия. Теперь решила написать книгу.
– Мои действия были такими же вынужденными, как и решение Пэт Харви провести пресс-конференцию и предпринять все те шаги, которые ей дорого обошлись, - сказала она.
– Да, ей пришлось делать выбор.
– Когда переживаешь нечто подобное, не осознаешь, что делаешь, если даже считаешь, будто понимаешь происходящее, - продолжала Эбби.– Никто не поймет, что это такое, пока сам не переживет нечто подобное. Чувствуешь себя в изоляции. Например, выходишь куда-нибудь, а люди стараются избегать тебя, опасаются встречаться с тобой взглядом и разговаривать, потому что они не знают, что сказать. Завидев тебя, они шепчутся друг с другом: "Видишь ее, вон там. Ее сестру убили". Или: "Вон Пэт Харви, это ее дочь..." Ощущаешь себя так, будто живешь в пещере, боишься остаться одна, боишься быть с другими, боишься идти спать, боишься просыпаться по утрам, потому что вместе с рассветом возвращается ужас. Мчишься, как черт, изматываешь
– Мне кажется, ты держалась и действовала исключительно хорошо, искренне сказала я.
– Тебе неизвестно, что я делала. Какие ошибки совершила.
– Садись, я довезу тебя до твоей машины, - предложила я, поскольку мы дошли до Торговой площади.
Доставая ключи, я услышала, как на темном участке стоянки заработал двигатель. Мы уже расположились внутри моего "мерседеса", закрыв дверцы, подняв стекла, и пристегнули ремни, когда рядом с нами остановился "линкольн" и окно водителя опустилось вниз.
Я приоткрыла окно своей машины настолько, чтобы расслышать, что хотел сидевший за рулем мужчина. Он был молод, чисто выбрит, одной рукой пытался удержать карту.
– Прошу прощения, - обезоруживающе улыбнулся он.– Скажите, как отсюда добраться до Шестьдесят четвертой Восточной?
Я почувствовала, как напряглась Эбби, пока я объясняла ему, как проехать.
– Посмотри номер его машины, - торопливо сказала она, когда он тронулся с места. Сама же она полезла в сумочку за ручкой и блокнотом.
– Е-Н-Т-восемь-девять-девять, - быстро прочитала я.
Она записала.
– В чем дело?– взволнованно спросила я.
Эбби посмотрела по сторонам, в поисках его машины, пока я выезжала со стоянки.
– Ты заметила его машину, когда мы подходили к стоянке?– спросила сна.
Я задумалась. Когда мы подошли, стоянка была почти пустой. Я едва заметила машину, стоявшую в слабо освещенном углу, которая могла быть "линкольном".
Об этом я сказала Эбби и добавила:
– Но мне показалось, что в ней никого не было.
– Правильно. Потому что в салоне не горел свет.– Да, света не было.
– Изучал карту в темноте, Кей?
– Точно, - сказала я, пораженная.
– Если он не местный, то как ты объяснишь, что у него на заднем бампере укреплен парковочный знак?
– Парковочный знак?– повторила я.
– У него специальный парковочный знак Вильямсбурга. Такой же знак был у меня несколько лет назад, когда на археологических раскопках, которые вел Мартин Хандред, обнаружили остатки скелета. Я тогда готовила серию репортажей, приходилось много ездить, и парковочный знак позволял мне парковать машину внутри исторического района и около рощи Картера.
– Парень работает здесь и спрашивает, как проехать на Шестьдесят четвертую?– пробормотала я.
– Ты хорошо его рассмотрела?– спросила она.
– Достаточно. Ты думаешь, это тот, кто шел за тобой в ту ночь в Вашингтоне?
– Не знаю. Может быть... Черт возьми, Кей! Я с ума схожу от всего этого!
– Ну хватит, хватит, - решительно проговорила я.– Дай мне этот номер. Посмотрим, что можно сделать.
* * *
На следующее утро мне позвонил Марино и передал шифрованное сообщение.