Все, что останется
Шрифт:
– Я также уважаю твою профессиональную этику.
– Спасибо. Теперь, когда мы выразили взаимное восхищение нашей искренностью и честностью, может быть, отложим формальности в сторону и продолжим беседу?
– Конечно, Кей, - мягко проговорила она.– Я очень хорошо помню Джилл. Трудно не помнить необычного человека, особенно если он был убит.
– Что в ней было необычного?
– Необычного?– Она печально улыбнулась.– Очень красивая, внушающая любовь молодая женщина. Все говорило в ее пользу. Я с нетерпением
– Сколько времени она посещала тебя?
– Три-четыре раза в месяц более года.
– Почему именно тебя, Анна?– спросила я.– Почему не кого-то поблизости в Вильямсбурге, кого-нибудь ближе к дому?
– У меня много пациентов из других мест. Некоторые приезжают даже из Филадельфии.
– Потому что они не желают, чтобы их знакомым стало известно о посещениях психиатра?
Она кивнула.
– К сожалению, многие приходят в ужас при одной мысли, что об их визитах станет известно. Ты удивишься, узнав, сколько людей, находившихся в этом кабинете, покидают его через заднюю дверь.
Я сама никому не говорила, что посещала психиатра, и если бы Анна не отказалась брать с меня плату, платила бы ей наличными. Менее всего мне хотелось, чтобы, узнав об этих визитах, кто-то пустил слух среди сотрудников Департамента здоровья и обслуживания населения.
– Очевидно, Джилл не хотела, чтобы было известно о ее визитах к психиатру, - сказала я.– Возможно, именно поэтому она получила либриум по рецептам в Ричмонде.
– До твоего звонка я не знала, что она купила либриум в Ричмонде. Но я не удивлена.– Анна взяла свой бокал.
Перец был совершенно бесподобным, но настолько острым, что на глазах невольно навернулись слезы. Лучшее творение Анны, я так ей и сказала. Затем объяснила то, о чем она, возможно, догадалась.
– Возможно, Джилл и ее подруга были убиты тем же индивидуумом, который совершил убийства и других пар, - сказала я.– По крайней мере, имеется много общего. Это и объясняет мою заинтересованность.
– Меня не интересует информация о делах, которыми ты сейчас занимаешься, если, конечно, не считаешь, что мне это необходимо знать. Поэтому задавай вопросы, а я постараюсь вспомнить все, что смогу, о жизни Джилл.
– Почему она так беспокоилась, что о ее визитах к психиатру может стать известно? Что она скрывала?
– Джилл родом из состоятельной семьи в Кентукки, и одобрение родителей играло для нее большую роль. Она посещала подобающую ее положению школу, хорошо училась, обещала стать преуспевающим адвокатом. В семье ею гордились. Но не знали.
– Не знали о чем? Что она посещала психиатра?
– Да, этого они не знали, - сказала Анна.– Но гораздо важнее, они не знали, что Джилл была вовлечена в гомосексуальные отношения.
– Элизабет?
Я знала ответ до того, как задавала вопрос. Подобная возможность уже приходила мне
– Да. Джилл и Элизабет стали подругами, когда Джилл училась на первом курсе юридической школы. Затем они стали любовницами. Связь оказалась очень страстной, очень трудной, изобилующей конфликтами. Первой для обеих - так, по крайней мере, мне рассказала Джилл. Ты должна иметь в виду, что я ни разу не видела Элизабет и не слышала ее мнения. Джилл обратилась ко мне, потому что хотела измениться. Она не хотела быть гомосексуальной и надеялась, что терапия поможет ей восстановить гетеросексуальность.
– Были основания для таких надежд?– спросила я.
– Не знаю, что могло бы произойти со временем, - сказала Анна.– Все, что я могу тебе сообщить, основано на рассказанном мне самой Джилл. Ее связь с Элизабет была достаточно сильной. У меня сложилось впечатление, что Элизабет воспринимала гораздо спокойнее отношения с Джилл, которая не могла принять их разумом, но не имела сил отказаться от них эмоционально.
– Должно быть, она переживала сильные душевные страдания.
– В последние несколько посещений я заметила, что ее переживания стали острее. Она закончила юридическую школу. Перед ней лежало прекрасное будущее. Пришло время принимать решение. У нее начали появляться спазматические колики. Тогда-то я прописала ей либриум.
– Упоминала ли Джилл в беседах с тобой такое, что бы дало хоть какой-то намек на человека, который мог сделать с ними нечто подобное?
– Я раздумывала над этим, внимательно изучала все, что знала, после происшедшего. Я виделась с Джилл зa три дня до убийства. Трудно описать, как упорно я анализировала все, что она мне говорила. Надеялась, что удастся что-нибудь вспомнить, какую-нибудь деталь, которая сможет помочь. Но - ничего.
– Они обе скрывали свою связь от окружающих?
– Да.
– Были ли у них парни, с которыми Джилл или Элизабет встречались время от времени? Хотя бы для отвода глаз?
– Ни одна из них ни с кем не встречалась, так мне сказала Джилл. Никакой ревности, если, конечно, не было чего-то, о чем я не знаю.
Она посмотрела на мою пустую тарелку.
– Еще перцу?
– Спасибо.
Она встала, поставила посуду в посудомоечную машину. Некоторое время мы молчали. Анна сняла фартук и повесила его на крючок в небольшом шкафчике. Взяв бокалы с вином, мы перешли в ее рабочий кабинет.
Это была моя любимая комната. Книжные полки занимали две стены, посередине третьей было окно с фонарем, через которое, сидя за столом, можно было видеть, как снег засыпает небольшой дворик. Из этого окна я когда-то наблюдала, как цветут бело-лимонные магнолии, смотрела на последние искры уходящей осени. Сейчас мы беседовали с Анной о моей семье, о разводе и о Марке. Говорили о страданиях и о смерти. Сидя в потертом кресле, я, стесняясь, вела Анну по своей жизни так же, как Джилл Харрингтон.