Все, что останется
Шрифт:
– Великолепно, - пробормотала я.
– Кроме того, я сейчас занят тем, что обрываю обои на кухне. Они уже были наклеены, когда мы приобрели дом, и никогда не нравились Дорис.
– Вопрос о том, нравятся ли они тебе. Ведь в доме теперь живешь ты.
Он пожал плечами.
– Никогда не обращал внимания, если сказать по правде. Но помню, как Дорис сказала, что они ужасные, наверное, так оно и есть. Мы, бывало, планировали поставить навес над двориком и установить большую ванну, огромную, как бассейн. Наконец у меня дошли руки. Нужно закончить все к лету.
– Будь осторожен, Марино, - мягко проговорила я.– Убедись, что делаешь все это для себя.
Он ничего
– Не строй свое будущее на надежде, которая может не сбыться.
– От этого никто не пострадает, - наконец сказал он.– Даже если она никогда не вернется, хуже не станет, если все будет выглядеть как новое.
– Как-нибудь ты должен показать мне свой дом, - предложила я.
– Да. Все время я приходил к тебе, а ты не была у меня ни разу.
Он припарковал машину, и мы вышли. Академия ФБР, подобно метастазам, продолжала разрастаться за пределы базы Морской полиции США. Главное здание с фонтаном и флагштоками превратилось в административный корпус, а центр активности был перенесен в здание из темного кирпича, стоявшее рядом. Оно выглядело как еще одна казарма, возведенная за время, прошедшее с моего прошлого визита. Орудийные выстрелы, доносившиеся издалека, напоминали разрывы хлопушек.
Марино предъявил при входе свой пистолет 38-го калибра, мы расписались в журнале и прикололи гостевые пропуска. Затем он повел меня по другой цепи коридора и переходов, избегая кирпично-стеклянных шахт, напоминающих норы тушканчиков. Я прошла за Марино через дверь, ведущую из здания, и потом через погрузочный док и какую-то кухню. Наконец из черного хода мы вынырнули прямо в магазин подарков, который Марино пересек напрямик, не глядя на молоденькую продавщицу, державшую в руках стопку свитеров. Ее губы изобразили немой протест, когда она увидела нас. Выйдя из магазина и завернув за угол, мы зашли в гриль-бар под вывеской "Харчевня", где за столом в углу зала нас уже поджидал Уэсли.
Не теряя зря времени на приветствия, он приступил к делу.
Владельцем "Торговой палаты" является Стивен Спурриер. Уэсли описал его так: "Белый, тридцати четырех лет, волосы черные, глаза карие. Пять футов одиннадцать дюймов, сто шестьдесят фунтов". Спурриера пока не задерживали и с ним не беседовали, но он находится под непрерывным наблюдением. То, что удалось зафиксировать, не совсем укладывалось в рамки нормального поведения.
Несколько раз он покидал свой двухэтажный кирпичный дом поздно вечером и направлялся к двум барам и автостоянке для отдыха. Он не задерживался подолгу ни в одном месте. Всегда был один. На прошлой неделе он приблизился к молодой паре, вышедшей из бара под названием "Том-Том". По-видимому, спросил, как добраться до какого-то места. Ничего не произошло. Пара села в свою машину и уехала. Спурриер сел в свой "линкольн" и направился домой. Номерные знаки оставались неизменно на своем месте.
– У нас есть проблемы с доказательствами, - сказал Уэсли, глядя на меня сквозь очки. Выражение лица его было суровым.– В лаборатории лежит гильза. У вас есть пуля, извлеченная из тела Деборы Харви в Ричмонде.
– У меня нет этой пули, - ответила я.– Она находится в Бюро судебной экспертизы. Как я полагаю, вы проводите анализ крови, обнаруженной в машине Элизабет Мотт.
– Да, на это уйдет еще неделя или две.
Я кивнула. Для проведения анализа лаборатория ФБР использовала пять полиморфологических проб. Каждая проба должна была около недели находиться в специальном гамма-инкубаторе. Примерно неделю назад я написала Уэсли письмо с предложением взять образцы крови из вещественных доказательств, хранившихся у Монтаны, и незамедлительно сделать анализ.
– Анализ ни черта не даст,
– Мы работаем над этим, - ответил Уэсли. В его голосе чувствовалась уверенность.
– Да, похоже, мы можем зацепить Спурриера в связи с номерными знаками. Спросить и посмотреть, как эта задница объяснит, что несколько недель назад разъезжала с номерами Араноффа.
– Мы не можем доказать, что он разъезжал с этими номерами. У нас есть лишь заявление Кей и Эбби.
– Нам нужно лишь, чтобы магистрат подписал ордер. Тогда мы начнем копать. Может быть, заодно раскопаем и десять пар обуви, - сказал Марино. Может быть, "Узи", патроны "гидра-шок", кто знает, что еще мы сможем обнаружить?
– Мы планируем добиться согласия магистрата, - продолжил Уэсли.– Но всему свое время.
Он поднялся из-за стола, чтобы налить еще кофе. Марино, захватив и мою чашечку, последовал за ним. В "Харчевне" не было посетителей. Я оглядела пустые столы, стоящий в углу телевизор и попыталась представить, что здесь должно твориться по вечерам. В процессе подготовки к работе агенты жили, как монахи. Лица противоположного пола не допускались, спиртные напитки и сигареты в спальнях не разрешались, а двери в спальни не закрывались. В "Харчевне" продавалось и пиво, и вино. Когда случались раздоры, столкновения, они, как правило, происходили здесь. Я вспомнила, как Марк рассказывал, что как-то отмечал здесь окончание школы, когда молодой агент ФБР, выполняя домашнее задание, зашел слишком далеко и попытался "арестовать" сидевших за столом нескольких агентов-ветеранов. В итоге на полу повсюду валялись сломанные столы, пиво и коробочки попкорна.
Уэсли и Марино возвратились к столу. Поставив кофе, Уэсли снял свой серый, с жемчужным отливом, пиджак и аккуратно повесил на спинку стула. На его белой рубашке не было почти ни единой складки. Я обратила внимание, что его галстук с белыми прожилками, имел синеватый оттенок, на Уэсли были синие подтяжки. Марино служил отличным контрастным фоном своему напарнику. Большой живот Марино вряд ли украсил бы даже самый элегантный костюм, но нужно отдать ему должное: в эти дни он старался.
– Что известно о прошлом Спурриера?– спросила я. Уэсли делал кое-какие пометки для себя, Марино просматривал дело - они, казалось, забыли, что с ними за столом сидел третий человек.
– Его прошлое как будто бы ничем не запятнано, - ответил Уэсли, подняв глаза кверху.– Никогда не подвергался аресту, самое большое - штрафовался за превышение скорости. Приобрел "линкольн" в феврале 1990 года у одного торговца в Вирджинии, заплатил наличными.
– У него, похоже, есть деньги, - заметил Марино.
– Водит дорогую машину, живет в шикарной хибаре.
Трудно поверить, что он столько получает от своего книжного магазина.
– Он столько не получает, - сказал Уэсли.– Согласно декларации, заполненной им в прошлом году, он потратил около тридцати тысяч долларов. Но у него есть вклады на полмиллиона, деньги вложены в ценные бумаги, в недвижимость на побережье, в акции.
– Да-а.– Марино покачал головой.
– Есть кто-нибудь на содержании?– спросила я.
– Нет, - ответил Уэсли.– Не женат и не был, родители умерли. Отец, довольно успешно занимавшийся операциями с недвижимостью в Нозерн Неке, умер, когда Стивену было около двадцати лет. Думаю, деньги достались ему в наследство.
– А мать?– поинтересовалась я.
– Умерла примерно год спустя после смерти отца. Рак. Стивен родился поздно, матери было тогда сорок два года. Единственный из близких родственников - брат, Гордон. Он живет в Техасе, женат, четверо детей.