Все девочки взрослеют
Шрифт:
— У меня не было вечеринки, — коротко ответила я.
Вот бы сказать ей: «У меня не было вечеринки, потому что мой отец был психом». Психом, скрягой и лицемером. Единственный сын обеспеченных родителей, свою бар-мицву он справлял с размахом. Несколько сотен гостей, торжественный ужин в синагоге. Все было заснято на восьмимиллиметровую пленку. Но в восьмидесятые, когда его дети подросли, бар- и бат-мицвы стали справлять с невиданным размахом. Перед моим тринадцатым днем рождения мы посетили четыре праздника кузенов, один роскошнее другого. (Мне особенно запомнился цирковой, с настоящими акробатами на ходулях
Так что никакого обеда в загородном клубе или танцев субботним вечером не было, не то что у кливлендских кузенов и одноклассников из еврейской школы. Никакого диск-жокея, никаких наемных артистов, никаких сувениров, футболок и кепок с моим именем. Моя бат-мицва прошла в пятницу вечером. На мне было старомодное платье в оборках, купленное матерью на распродаже. За два месяца до великого дня отец вручил мне стопку почтовой бумаги и свою ручку «Монблан». По его словам, намного достойнее писать приглашения собственноручно. Каждый вечер, закончив домашнее задание, я бралась за приглашения: бабушкам и дедушкам, прабабушкам и прадедушкам, тетям, дядям и их детям, а также трем друзьям, которые у меня были в то время. «Приглашаю вас разделить со мной момент, когда я стану дочерью заповедей».
Бабушка с материнской стороны неодобрительно косилась и качала головой, но боялась отцовского нрава, а потому молчала. Она приехала за неделю до бат-мицвы и все семь дней пекла рогалики, миндальный хлеб и нежное масляное печенье с волнистыми краями. Так что хотя бы выпечка у нас на встрече Шаббата была шикарной. Сдабривая тесто орехами и сладким вином, бабушка развлекала нас с Джошем и Элль рассказами о приемах кузенов. Можно подумать, мы сами не видели их оркестров, вкусных блюд, сувениров и имен, написанных глазурью на крохотных пирожных.
Итак, в пятницу вечером состоялся чуть более торжественный, чем обычно, прием в общественном зале синагоги. Ни музыки, ни танцев, ни профессионального фотографа. Последнее, может, и к лучшему, учитывая, как кошмарно я выглядела в своем платье с оборками и лентами. К несчастью, я слишком поздно поняла, что такие платья идут моделям из «Севентин» или моим хорошеньким кузинам, но не мне. В тринадцать лет у меня была большая грудь, скобки, слишком крупный нос и слишком короткие волосы. Пришли пятьдесят человек: завсегдатаи пятничного вечера, мои друзья, дюжина родственников. Мать сказала, что любит меня. Отец поцеловал в щеку и сообщил, что гордится мной. Бабушка нащелкала фотографий на «мыльницу» и заплакала.
Но я не переживала. Как ни странно, мне понравился такой экономный, самодельный праздник. Ведь, по словам отца, я участвовала в подлинно значимой церемонии, а не в большой показушной вечеринке, где религия — только повод. Без запинки прочитав отрывок из Торы, я наклонилась и коснулась свитка корешком своего молитвенника, затем поднесла его к губам. Теплая, тяжелая рука отца опустилась мне на плечо.
Больше всего на свете я хотела, чтобы Джой тоже собой гордилась, а не просто пробормотала пару строк на иврите и получила в награду роскошную пирушку. Увы, ей многого не досталось, она не имела моей любви к книгам, не была рождена в счастливом браке. Вот бы Джой почувствовала то же, что и я в тот день, поняла свое место в мире и осталась им довольна. Я глубоко вдохнула и быстро зашагала в сторону дочери, пока не приблизилась настолько, что услышала шумное дыхание Френчель. Я протянула руку за собачьим поводком, и Джой отдала мне его, не глядя в глаза.
— Почему у тебя не было вечеринки? — поинтересовалась Джой.
Я решила ответить просто.
— Родители были против. Они считали, что бат-мицва — важное религиозное торжество, а не веселая тематическая пирушка. Совершеннолетие — это серьезно. Первый шаг во взрослую жизнь.
— Ха!
Френчи присела над зарослями папоротника, и мне пришлось остановиться.
— Надеюсь, и для тебя бат-мицва станет важным этапом, — добавила я. — Ты уже думала над мицва-проектом?
Джой пожала плечами. Даже угрюмая и печальная, она была на диво хороша со своими медовыми волосами и ладной фигуркой.
— Может, что-нибудь с детьми, — предложила она. — Или с животными.
«Ну ладно, Мисс Америка», — подумала я и уточнила:
— Что именно с детьми?
Джой снова пожала плечами.
— Какими детьми? — настаивала я.
На этот раз она даже не удосужилась пожать плечами. Просто выхватила у меня поводок Френчель и зашагала по тропинке.
— Не расстраивайся. — Питер подошел и взял меня за руку. — Все наладится.
Я покачала головой, глядя дочери в спину. Она уходила прочь, высоко подняв голову, и расстояние между нами увеличивалось с каждым шагом.
В солнечном мексиканском кафе на Мейн-стрит Джой пила черный кофе и гоняла по тарелке яичницу по-деревенски. Тем не менее она согласилась хорошенько поразмыслить над своим мицва-проектом.
Мы, в свою очередь, согласились устроить вечеринку с музыкой и танцами. Я пообещала, что не заставлю дочь писать шестьдесят приглашений. (Печь сладости для вечеринки я бы все равно не стала.) Джой неохотно смирилась с относительно недорогими, но элегантными приглашениями, найденными мной в Интернете. Она также признала, что фотокиоск — неплохая идея.
— Можно я приглашу всех своих одноклассников из еврейской школы? — спросила она. — Не хочу кого-нибудь обидеть.
— Конечно, милая. — Я сглотнула.
Узнаю свою девочку, свою славную, серьезную, заботливую Джой. Помню, когда мы возвращались домой из детского сада, она предлагала бездомным крекеры. Я улыбнулась дочери. Джой не стала улыбаться в ответ, но и не отвернулась. Я наклонилась к ней, тайно радуясь прогрессу. У меня получится ее разговорить, заинтересовать, растопить лед в глазах.