Все девочки взрослеют
Шрифт:
— Вы написали книгу, чтобы люди вас любили?
— Нет, — отозвалась я, когда оправилась от удивления. — Нет, для этого я просто сплю с кем попало.
Издатель добавил в тур еще четыре города: Денвер, Альбукерке, Сан-Франциско и снова Лос-Анджелес. В Пасадене, где предстояла последняя встреча с читателями, у меня закончилось нижнее белье, я растеряла; всех куколок Джой и мечтала лишь вернуться домой, неделю-другую поспать и запланировать свадьбу.
— Угадайте, кто к вам пришел! — встретила меня заведующая книжным магазином.
Мы вышли из ее кабинета. Сестра увела Джой искать книжки об Элоизе.
— Даже не представляю.
Наверное,
— Привет, — весело сказала я, отгоняя усталость и натягивая улыбку «для публики». — Огромное спасибо, что пришли. Прочту небольшой отрывок из «Больших девочек».
Я подняла книгу, как советовала Лариса, чтобы все хорошенько разглядели обложку. Хотя ее и без того трудно было пропустить: огромные полуобнаженные груди, между ними — мороженое, и вишенка сползает прямо в декольте. Не слишком интеллектуально. На книге Дэниела Ферстманна Фридлендера красовался зернистый черно-белый снимок чехословацкого замка. «Ладно, — подумала я. — Может, в другой раз».
— А потом отвечу на вопросы…
Я умолкла, увидев мужчину в последнем ряду. Синий костюм. Курчавые темные волосы, посеребренные сединой. Мужчина блестел: золотые часы и обручальное кольцо, очки и зубы. Отец поднял руку, и мое сердце остановилось.
— Кэнни, — интимно произнес он, словно в книжном магазине никого, кроме нас, не было.
Я с трудом сглотнула и выдавила:
— Привет, папа.
По комнате прошел шепоток. Видимо, те, кто читал роман, вспомнили ужасного отца, фигурирующего в нем. Я заставила себя открыть книгу и прочесть по памяти слова, написанные давным-давно:
— «Из всех мужчин, которые меня использовали и бросили, первым и худшим был отец. Дрю Бланкеншип дышит ему в затылок. Когда я пролистывала номер „Космо“, соблазненная, как обычно, обещанием быстро сбросить десять фунтов, познать тонкости звездного макияжа и выучить пару экзотических поз, которые заставят его стонать, скулить и по-собачьи молить о добавке, я с удивлением обнаружила имя Дрю под статьей „Большая-пребольшая любовь“. „Дрю написал статью?“ — удивилась я. Это ведь я охотилась за внештатными заказами и это я надеялась когда-нибудь увидеть свою фамилию в национальном журнале. До сих пор я считала, что предел мечтаний Дрю — вырастить куст марихуаны, который попадет в „Хай таймс“[64]
. Я просматривала статью, понимая, что ошибалась. Мое сердце билось все сильнее, руки заледенели».
Толпа смеялась в нужных местах и благодарно вздохнула, когда выяснилось, что название «Большая-пребольшая любовь» — намек на пышную фигуру Элли. («Честное слово, хозяйство Дрю тут ни при чем, — написала я. — Поэтические преувеличения так далеко не заходят».) Я читала и украдкой посматривала на папу, по-прежнему стоящего в заднем ряду — руки в карманах, лицо непроницаемо. Судя по всему, фраза об отце его не задела. Я снова обратилась к роману, мысленно сосредоточившись на своей сестре и Джой и успокаивая себя, что в огромном кресле, спиной к собравшимся они в безопасности. «Убереги ее, убереги ее, убереги ее от него». Кровь стучала в виски. Ладони стали липкими от пота.
— Вопросы? — обратилась я к залу.
Руку подняла женщина в переднем ряду.
— Я
Я машинально начала объяснять, как написать книгу, найти агента и вывернуть правду наизнанку. Внезапно у меня перехватило дыхание. Джой с историей об Элоизе в руках брела по проходу прямо ко мне.
— Прошу прощения, — пробормотала я. — Люси? — позвала я в микрофон.
Сестра прибежала из детского отдела. Быстро… но недостаточно быстро. Под гул толпы отец нагнулся и подхватил Джой на руки. Обычно дочь вопила при виде незнакомых мужчин. Боялась, часто не зря, что незнакомец — очередной доктор, собирающийся уколоть ее иголкой. Но на этот раз она уютно свернулась на груди своего деда и обхватила его руками за шею. Мое сердце остановилось.
— Привет, котенок, — сказал отец.
— Котенок! — повторила Джой и радостно захлопала в ладоши.
Я замерла, не в силах поверить в происходящее. Отец тем временем достал из кармана маленькую серебристую камеру и с улыбкой протянул соседу. Тот охотно сделал снимок. Наконец я смогла пошевелиться.
— Джой. — Я протянула руки к дочери.
— Котенок! — хихикала Джой.
— Поздравляю, — сказал отец.
Он осторожно поставил Джой на пол. Когда я смахнула слезы и подняла дочь, отец уже ушел. Я стояла, разъяренная и смущенная, мое сердце колотилось, ноги стали ватными. Зачем он явился после стольких лет? Я села в кресло и закрыла глаза. Неважно. Завтра утром мы уезжаем. Дома разберусь.
На следующий день мы прибыли в Филадельфию, в мое уютное жилье, к Питеру, тоска по которому всю последнюю неделю почти не отпускала. От чемодана отвалились два колесика. Сестра прихрамывала после попытки забраться в складной манеж Джой. («Хотела выяснить, — не без пьяной гордости пояснила она, — помещусь ли в нем».) Посаженный мной садик задушили сорняки; кадки с анютиными глазками и петуниями задыхались от жажды. Книга стерла из жизни целый сезон.
Я стала модной новинкой, кумиром больших женщин. И потому вернулась домой с утешительным призом: пачкой предложений одно безумнее другого. Например, стать новым «лицом» весонаблюдателей.
— Но я же толстая! — напомнила я Ларисе.
— Полагаю, они это исправят, — хмыкнула она.
Хочу ли я рекламировать низкокалорийное печенье, обезжиренное мороженое, одежду для беременных большого размера? (Нет, нет, очень соблазнительно, но тоже нет.)
Банк выдал мне белую кредитную карту — редкую разновидность, у которой нет лимита, зато есть всевозможные привилегии и бонусы. Врач из Иллинойса предложил бесплатную операцию по уменьшению желудка. Пластический хирург из Питтсбурга — дармовую ринопластику. Четвероюродный брат, которого я видела третий раз в жизни, попросил денег в долг, намереваясь открыть бизнес: персональные тренинги плюс безалкогольный бар. (Я отказала, но взамен предоставила возможность укоротить нос или желудок — на выбор.)
Самой странной была идея рекламировать тампоны на территории учебных заведений.
— Мне что, придется разъезжать по колледжам в костюме гигантского тампона? — спросила я у Ларисы по телефону.
Я так и видела, как она сидит в мягком розовом кресле за антикварным кленовым столом и листает бумаги.
— Не думаю, — отозвалась Лариса.
Я не унималась.
— Может, мне все-таки одеться гигантским тампоном?
— Гм…
— Эта компания выпускает тампоны с веревочками или без?