Все дороги ведут в Геную
Шрифт:
– Теперь моя очередь задавать вопросы. Почему ты убила Франца?
– Глупый вопрос, - фыркнула Марта, - Сам знаешь.
– Только не говори, что убила его за супружескую измену. Если бы каждая женщина, которой муж наставил рога, бралась за пистолет...
– Он так и сказал, черт его побери!
– вспылила Марта, - Я не каждая! Я особенная! Редкостная! Единственная!
– Не хочешь - не говори, - пожал плечами Бонакорси, - а кто была та девка?
– Не знаю и знать не хочу. Ты сам должен знать. Ее должны были похоронить и отпеть.
– В том-то и дело. Ни одна женщина в городе
– Феникс? Он-то здесь при чем?
Под именем Феникс в Ферроне проживал рыцарь с непроизносимой немецкой фамилией, ранее известный как оруженосец Мокрая Курица. В последний день "Турнира В Честь Сотворения Мира" он был посвящен в рыцари, в тот же день в бою был ранен и задержался с отъездом. Виолетта Сфорца предложила ему должность коменданта замка Святого Альберта со всеми социальными гарантиями. Сирота Феникс, у которого за душой не было ничего кроме выигранных на турнире доспехов, согласился.
– Он организовывал похороны Франца. Твой муж, оказывается, сделал себе положение в обществе. На похороны пришла вся улица Богачей. Ты точно не знаешь, чем он занимался?
– Не мог он заниматься ничем таким, за что платят двести флоринов! В Ферроне есть только одна интрига, Виолетта Сфорца против Ауреллы Фальконе. Но у дочки с матерью, кажется, перемирие.
– Точно, перемирие, - подтвердил Бонакорси, - Аурелла знает что-то такое, что подорвет репутацию Виолетты среди Сфорца. А то Виолетта давно бы ее скушала.
Марта отвернулась, чтобы гость не заметил, как она покраснела. Она тоже некоторым образом участвовала в этом конфликте.
– Как сказал бы один мой знакомый, покойный, "двести флоринов мне друг, но триста флоринов - больший друг", - нарушил молчание Бонакорси.
– Какие еще триста флоринов!
– возмущенно обернулась Марта.
Бонакорси увидел кинжал у нее в руке.
– Маркус не тратил жалование, - быстро продолжил он, - Он контролировал торговцев и получал все, что хотел, бесплатно. Ему платили сорок императорских гульденов каждый месяц. Это почти пятьсот в год. При Мариньяно он уже был богат и при должности. Рискну предположить, что одного жалования он успел отложить не меньше двух тысяч флоринов. Плюс его доля трофеев. Плюс то, что он забирал из конфискованного имущества осужденных. Деньги он вкладывал через торговцев, которые скупали у солдат разную ювелирку с камнями, добычу, снятую с трупов на поле брани и с живых в городах. Это сотни процентов прибыли при перепродаже ювелирам в Генуе. В Банке должно быть больше десяти тысяч. Плюс проценты. Кто разговаривал с тобой в Банке?
– Тарди, - ответила Марта, которая не смогла подобрать выражений для решительного отказа, настолько ее поразила наглость собеседника.
– Если Тарди, значит точно больше десяти. Но меньше пятидесяти, тогда бы с тобой говорил кто-нибудь из Фрегозо или Адорно.
– Ты... Ты круглый идиот!
– пришла в себя Марта, - Что такого ты можешь сделать, чтобы на ровном месте дать тебе триста флоринов? Тебя дешевле застрелить прямо здесь! Да за пять флоринов тебя закопают в подвале гостиницы, а за десять выкопают, засыплют известью и закопают еще раз!
– прокричала она, размахивая кинжалом.
– Могу помочь тебе скрыться. Могу подготовить тебе надежное место в Генуе, где тебя никто не найдет и искать не будет. В отличие от гостиницы, ха-ха. Могу организовать любой маршрут и любую легенду, тебе даже на улицу выходить не придется. Могу пустить других по ложному следу. Могу сфабриковать твою трагическую гибель. Достаточно?
– Сукин сын!
– выдохнула Марта. Кинжал не влез в ножны, руки у нее дрожали.
– Я, конечно, не настаиваю, двести флоринов больше, чем ничего.
– У меня нет трехсот флоринов. И двухсот тоже нет. Они не отдают мне деньги, - призналась Марта, - они хотят видеть юридически значимое доказательство смерти Маркуса.
– Тогда четыреста, и я помогу тебе получить деньги. Согласись, остаться без четырехсот флоринов не так печально, как остаться без десяти тысяч.
– Жалкий зубодер, ты совсем обнаглел?
– Марта подошла к сундучку со своими вещами и вытащила оттуда аркебузу, приклад которой был украшен цветными гвоздиками, - У тебя не было столько пациентов, сколько я убила мужчин! Ты будешь не вторым и даже не сто вторым!
– Я же не прошу деньги вперед, - вздохнул Бонакорси, - если ты не доверяешь мне, может быть, маэстро Горгонзола вызовет больше доверия?
– Он тоже здесь, в Генуе?
– Да. Как раз его мастерскую я предлагаю тебе как убежище. Собирайся. Сразу у выхода - закрытый паланкин.
Мастерская художника, в отличие от гостиницы или монастыря, не говоря уже о жилых кварталах, это такое место, к которому требования общества, касающиеся конформизма, сильно занижены. В мастерскую могут привозить в любом количестве любые материалы - мрамор, бронзу, ткани. В мастерской могут устроить литейную и сжигать немыслимое количество дров каждый день. В мастерской могут строить корабль на колесиках или дракона на шагающих лапах. В мастерскую могут приходить люди из всех слоев общества и всех возрастов - от богатых заказчиков до нищих претендентов в подмастерья. Даже если на огонек заглянут ведьмы с шабашем, видавшие виды соседи и ухом не поведут.
Художнику, в отличие от ремесленника, позволено многое. Его не контролируют гильдии. Он может работать ночью. Ему простительно бывать пьяным и устраивать глупые розыгрыши. Ему не завидуют, когда он вдруг становится богат, потому что слишком часто богатство творческого человека сменяется бедностью. Его не осуждают за резкие вспышки эмоций и за периодические депрессии. Все почему? Потому что непреходящей жизненной ценностью считается стабильность бытия, бережно передаваемая от поколения к поколению, которую Бог не даровал творческим людям.
Горгонзола вписался одним из проектировщиков и ответственных производителей работ в недавно начатое францисканцами строительство Базилики святейшего Благовещения. Под мастерскую он снимал дом неподалеку. Поскольку строительство шло по-средневековому неспешно, он занимался всеми возможными подработками, связанными с живописью, скульптурой и архитектурой. Конечно, не один, а с уже сработавшейся за год бригадой из своих родственников и местных специалистов.
– Они боятся поверить, что Маркус мертв?
– переспросил Горгонзола, - тогда пусть они поверят, что он жив. Но это тебе будет дорого стоить.