Все, кроме чести
Шрифт:
Антон помолчал секунду и ответил:
— Есть.
…после того, как расфуфыренный королевский глашатай объявил появление Теодориха IV и в залу вошел высокий, воистину с царственной осанкой человек, чьи необычайно длинные темные волосы были собраны в аккуратный строгий пучок несколькими золотыми заколками, — именно после этого Антон ощутил себя во вполне рабочем режиме. Он успокоился. «Ну, Антон Сергеевич, главное — не расслабляться. И не впадать в самоуверенность! Дыши ровно, держись спокойно, делай дело. Только так!»
Так
И вот теперь на вопрос графа он мог честно ответить:
— Есть.
Правда, маг обнаружил не присутствие, а отсутствие, но и это было уже кое-чем. А именно: просвечивая мысли, эмоции, вообще психику присутствующих, Антон выявил лиц, владеющих таким надежным блоком, что в их душу заглянуть оказалось невозможно. Совершенно! Закрыто наглухо.
Граф посмотрел на Столетова:
— И кто же эти люди?
— Ну, во-первых, ты, господин, — усмехнулся Антон.
Роман подавил в себе смешок. Но графу явно было не до смеха.
— Все верно, — наконец вымолвил он. — Я ставлю магическую защиту. Но я и не ощутил, что ты ее прощупывал. А я ведь маг не из последних… Значит, Антоний, ты стал визором высочайшего класса. Прав Далмаций насчет вашего таланта: вы оба исключительно одаренные натуры…
— Ну так это же здорово! — хохотнул Роман.
Граф, однако, восторгов не разделял.
— Это палка о двух концах, — холодновато произнес он. — То, что здорово нам, может очень прийтись не по душе другим… Кого еще ты не смог просветить? — обратился он снова к Антону.
Тот и сам успел сообразить, каким тревожным может стать расклад.
— Кто еще? — он пожал плечами. — Да Карл Мартелл. Я правильно понял: смотреть можно всех, кроме короля?.. Так вот, господин Молот закрыт для всех.
— Верю, — граф кивнул. — Дальше!
— Дальше — тот седой старец, напротив нас…
— Это и есть глава ордена ведунов — Волузиан, — машинально пояснил Гунтар.
— И еще один. Приземистый такой, плешивый. Все время улыбался так приветливо…
— Это главный казначей королевства — Рагнемод.
— Ну, вот они. Прочие, можно сказать, вне подозрений. Гадостей в мыслях хватает, но того, чего ищем, нет. Они все на виду передо мной.
— Ясно, — граф подумал. —
— И все одинаково могут быть изменниками, — подхватил Роман.
— И даже того похлеще, — в тон ему ответил граф. — Кое-кто из них мог почувствовать твою работу, — он взглянул на Столетова. — Мартелл, пожалуй, маг посильнее меня… Ну, про ведуна уж не говорю! Оба вполне могли ощутить интерес и виду не подать.
— А казначей? — мигом спросил Злобин.
Гунтар не удержался от гримасы:
— Мутная личность. Мне он никогда не нравился. Чую я в нем гниль, да не подступишься, не ухватишь… Хотя я с ним дела почти не имею, и, может быть, несправедлив к нему: мне все, кто сидит на деньгах, кажутся мошенниками… Поэтому от дальнейших суждений воздержусь. Итак, методом исключения будем считать, что основных фигурантов трое. Есть вероятность, что кто-то из них знает о попытке его прощупать. Как он отреагирует на это?
— Возможно, и никак, — заявил Роман. — Если так уж уверен в себе и своих магических силах.
— Возможно, — согласился граф. — А возможно, что-то предпримет… Решим так: пару дней сидите здесь, носа не высовывая. Наши… точнее, теперь ваши боевые маги будут при вас. Ну и охрану я усилю.
Визоры согласно кивнули — особенно их радовал факт нахождения рядом боевых подруг. Увы, ликовали они недолго. Граф покинул их, а к вечеру примчался обратно, весьма озабоченный. Оказалось, нужно срочно поддержать бахисов магами: Бертрам прислал гонца, просил помощи — что-то неладное творилось там, в районе Тартара.
Парни, конечно, напряглись.
— Что там такое? — тревога мелькнула в глазах Романа.
— Сам толком не знаю, — хмуро ответил Гунтар. — Прибыл посыльный, говорит, зашевелилось вражье отродье, забеспокоилось… В чем суть? — неведомо. По уму бы надо нам туда всем вместе отправиться, да здешние дела не оставишь… Придется командировать наших магинь. Решение принято, так что вам четверть часа на прощание. Больше дать не могу, — закончил граф жестко и бесповоротно.
Друзья даже не попытались что-либо проронить. Молча кивнули, вздохнули и пошли прощаться.
Девушки уже все знали. Бог весть, что думала, что говорила Роману Брунгильда, а вот Антона его синеглазая муза встретила знакомой ему печальной улыбкой — отчего у Столетова вновь защемило сердце, словно эта печаль на лице любимой предвещала их будущее.
— Привет, моя маленькая Кло, — улыбнулся и он. — Грустим понемножку?..
Прощание всегда выходит наспех, всегда не успеваешь сказать что-то важное, потом спохватываешься: так бы и побежал вдогон ради одного слова, только одного — самого простого! — и самого главного, такого, от которого два сердца бьются, словно одно большое, одно на двоих, — и никогда не разделить, не разлучить их, не заставить позабыть друг друга…