Все лестницы ведут вниз
Шрифт:
Понимаешь, она ведь проститутка и я точно знаю, что хозяйка меня не обманула. Уж за столько лет я ее хорошо знаю, и она меня тоже не меньше. Но видишь ли, она проститутка и столько мужчин прошло через нее, но она и святая — я тебе точно говорю. Я это прочувствовал! Никакого сомнения, ни тогда ни после! Она проститутка и святая в одном лице! Она, может, даже ни разу не была в храме — да зачем ей то! — душа ее будет чище прихожан всех вместе взятых. Да и сравнение то вздорное. В тех душах одна только зараза, а потому и ходят. Меня всегда настораживали люди, которые ходят в церковь как на работу. Но это оставим…
Пальцы
— Я ведь так и не узнал, как ее зовут, — выдохнул он дым. — Чистая душа…
3
Не успела Аня подняться наверх, как ее подхватили медсестры, передали лечащему врачу, который провел ее через коридор служебного помещения и посадил в тесной комнате, где на нее пристально смотрели более чем с десяток пар глаз.
Мало того! Там нашлась некая женщина — как и все, в белом халате, — с первых же минут сильно засмусчавшая Аню напускными — как ей показалось — похвалами ее внешности, «особо зеленых глаз» и «шикарных волос». При этом она только и смотрела на кольцом охватившие шею Ани кровоподтеки и синяки вокруг них.
— Наверное от мальчиков отбоя нет? — добила она вопросом, после которого настала тишина, предлагающая за Аней ответ. Тишина как физически придавила — сгорбившись на стуле, бедная, не знала что делать. Когда зверька загоняют в угол — он начинает рычать, а Аня, если не может по другому — воображать. Через весь стол бросается она в ярости на эту «сволочь», прямиком на ее лицо, чтобы когтями содрать кожу вместе с «этими наглыми ее глазами» и драть, драть, продолжать драть до тех пор, пока не обнажится кость черепа.
Отвлекшись от дикой фантазии, Аня посмотрела на свои мальчишеские короткие ногти на правой руке и подумала, что нужно бы попробовать отрастить. Вдруг они у нее крепкие, а потому были бы не лишними.
— Почему ты решила это сделать? — раздался мужской голос с очень низким тембром. Аня не увидела, кто ее спросил, но очень была рада, что ее избавили от смущавшего вопроса.
— Чтобы устранить недоразумение, — выпрямившись сказала она.
— Как это, недоразумение? В чем недоразумение? — словно опешив, вклинилась молодая врач.
— Недоразумение своей жизни, — удивляясь глупому вопросу, ответила она. — Скверну по другому не истребить.
— Скверну?
— Грязь жизни, — сказала Аня, уверенная, что вполне доходчиво объяснила.
Тему эту заведующая отделением отодвинула, посчитав, что в тонкостях пациентки будет разбираться непосредственно лечащий врач. На Аню посыпалась масса различных вопросах, которые больше забавляли ее, потому как на них можно было отвечал все, что вздумается, что и делала она. Если бы врачи принимали ее ответы не думая, на веру, то у каждого из них возникло бы впечатление, что Аня — ребенок пропащий, почти беспризорник, без всяких надежд на будущее.
Учится Аня плохо, «потому что тупая», говорила она. Пьет столько, сколько хочет, как и курит, а курит она не только сигареты, да и вообще, не только курит. В свободное время шатается по городу, «что пьяная, и не только»; еще побивает собак, «если не в настроении»;
Когда увлекшуюся, потерявшую всякое чувство меры Аню спросили, ведет ли она уже сексуальную жизнь, она ответила так подробно — естественно, придумав, — с такими тонкостями, и так сказать, отклонениями, что сумела смутить находящихся в кабинете девушек-интернов, что было видно по их глазам, а женщина, которая спрашивала у нее о мальчиках, разок поперхнулась горлом.
На вопрос, как обстоят дела дома, Аня ответила, что уже не первый год сирота.
— Так мама же у тебя, — заметила заведующая, невозмутимо реагирующая на каждое слово новой пациентки.
— Мама? А, точно, мать еще есть, а отца нет. Она залетела мною и он ее бросил. Почему сразу не сделала аборт, не знаю, но потом было уже поздно и очень жалела, что не сковырнула сразу. Говорит, рожала меня целые сутки в адским муках и теперь называет меня бесенком. В семье ни у кого таких волос нет, а значит точно ты посылочка из преисподнии, говорила она мне. Мать набожная, а когда я родилась, называла меня скопищем грехов…
— Все Анна, можешь идти, — остановила ее заведующая. Под всеобщее молчание Аня, вполне довольная собой, покинула кабинет.
***
Как между гаражей, когда надо сократить путь с Ветхой на Каменную, теснясь среди кроватей палаты, Аня почувствовала, а обернувшись, увидела прикованный к ней не без интереса взгляд. У противоположной стены от кровати Ани лежала худощавая девушка с будто прозрачной кожей, лет двадцати или немного старше. Лицо ее было покрыто испариной, а черные густые волосы прядями прилипли ко лбу.
Встав на месте, Аня, словно дикая амазонка, принявшая вызов в сражении на копьях, устремила свой вызывающий взгляд. Девушка, не обращая внимания, перевернулась на бок, отвернувшись от «рыженькой». Но так просто уже не отделаться. Аня, пролазив между кроватями, устремилась к девушке и беззастенчиво села на ее койку. Та повернулась, немного приподняв голову.
— Это что было? — надменно спросила Аня.
— Привет, — тихо сказала девушка. Аня молча ждала ответа. — У тебя такие красивые волосы. Мне очень нравятся. Можно потрогать?
— Как же вы меня задолбал! — прошипела Аня, про себя порадовавшись проявленному вниманию. — Не успела прийти, а уже все глазеете. Терпеть не могу этот цвет!
— Как тебя зовут?
— Мы дружить не будем. Я не с кем не дружу.
— А я Элина, — не обращая внимание, познакомилась она.
— Ногти покажи, — потребовала Аня. Девушка вытащила руку из под одеяла и протянула Ане, которая схватилась за запястье, словно та была изворотливая змея, готовая сейчас же ускользнуть. — Мне понадобится твой набор. У тебя же есть? — У девушки были очень ухоженные как ногти, так и сами руки. В сравнении с ними, пальцы Ани казались какими-то грубыми, совсем не женскими, и только молодая ее гладкая кожа подтверждала, что руки эти принадлежат исключительно девочке.