Все люди смертны
Шрифт:
Она взяла меня под руку, и мы пошли вдоль ручья, в котором плескались золотые рыбки.
— Даже в такой чудный день вы не чувствуете себя живым? — Кончиками пальцев она прикоснулась к одной из роз, выведенных Бомпаром. — Вам все это безразлично?
Я сорвал розу и протянул ее ей:
— Мне хотелось бы видеть ее у вас на груди.
Она улыбнулась, взяла цветок и долго вдыхала его аромат.
— Она с вами разговаривает, верно? Что она вам сказала?
— Что жизнь прекрасна, — весело отвечала она.
— А мне она не говорит ничего, — сказал я. — Мир вокруг меня безмолвен.
Я впивался взглядом в шафранно-желтую розу, но слишком много роз было в моей жизни, слишком много весен.
— Просто вы не умеете его слушать.
Несколько шагов мы прошли в молчании; она смотрела на деревья, на цветы, и, как только она отводила от меня взгляд, мне казалось, что жизнь покидает меня. Я начал разговор:
— Мне любопытно, что вы думаете обо мне.
— Я передумала о вас много дурного.
— Почему же ваше мнение изменилось?
— То, как вы поступили с Рише, заставило меня взглянуть на вещи иначе.
Я пожал плечами:
— Это был просто каприз.
— Я не считала вас способным на такого рода капризы.
Мне казалось, я обманываю ее, и я испытывал неловкость, но сказать правду было невозможно.
— Вы заблуждаетесь, приписывая мне великодушие.
Она засмеялась:
— Я не так уж глупа.
— И все же вы хотите увлечь меня благотворительными проектами.
Кончиком туфли она поддела маленький камешек, и он покатился вперед; она молчала.
— Ну, — продолжал я, — что вы думаете: дам я вам деньги или откажу? Как вы полагаете? Да или нет?
Она серьезно посмотрела на меня:
— Не знаю. Вы свободны в своем выборе.
Я снова был задет за живое. Верно, я был свободен; все прожитые мною века умирали на пороге этого мгновения, которое засверкало под голубым небом так ново и неожиданно, будто моего громадного прошлого не было и в помине, и я дам Марианне ответ, который не коренится ни в одном мгновении моей забытой жизни: это я, я сам делаю выбор; сейчас я разочарую Марианну или удовлетворю ее желание.
— Вы ждете ответа прямо сейчас?
— Как вам будет угодно, — ответила она с холодком.
Я смотрел на нее: разочарованная или удовлетворенная, она выйдет за ворота парка, и мне придется снова залечь у муравейника…
— Когда вы дадите ответ? — спросила она.
Я колебался. Я хотел сказать: «Завтра», чтобы снова ее увидать, но я этого не сделал; ведь, когда она была рядом со мной, говорил и действовал именно я, я сам, а я знал, что мне будет стыдно, если я воспользуюсь ситуацией для удовлетворения своих желаний.
— Сию минуту, — сказал я. — Будьте любезны немного подождать.
Когда я вернулся к Марианне, в руках у меня был вексель; я протянул ей бумагу, и кровь бросилась ей в лицо.
— Да тут целое состояние! — воскликнула она.
— Это не все мое состояние.
— Но все же немалая его часть…
— Разве вы не сказали мне, что вам потребуется много денег?
Она посмотрела на бумагу, затем мне в лицо:
— Я не понимаю.
— Вы и не можете понять всего.
Она продолжала в оцепенении стоять передо мной. Я заметил:
— Уже поздно. Вам пора возвращаться. Нам нечего больше сказать друг другу.
— У меня есть еще одна просьба к вам, — медленно проговорила она.
— Вы ненасытны.
— Ни друзья мои, ни я не очень сведущи в делах. Мне кажется, у вас есть опыт обращения с финансами. Помогите мне организовать наш университет.
— Вы просите меня об этом в своих интересах или в моих?
Она показалась растерянной.
— И в моих, и в ваших, — отвечала она.
— А чего больше?
Она замялась, но она так любила жизнь, что доверяла истине.
— Я думаю, что в день, когда вы решитесь выйти из вашей скорлупы, многое для вас изменится…
— Почему я интересую вас? — допытывался я.
— Вам непонятно, что вызывает интерес к вам?
Мы молча стояли друг против друга.
— Я подумаю, — ответил я, — и дам вам мой ответ.
— Мой адрес: улица Сизо, двенадцать. Сейчас я живу там. — Она протянула мне руку. — Спасибо.
— Улица Сизо, двенадцать, — повторил я. — Это вам спасибо.
Она села в коляску, колеса зашуршали по гравию. Обхватив руками ствол старой липы, я прижимался к шершавой коре. Неужели я снова живу? — подумал я с надеждой и тревогой.
В дверь постучали, и вошла Марианна; она подошла к моему письменному столу.
— Все еще за работой? — спросила она.
Я улыбнулся:
— Как видите.
— Похоже, вы за весь день не отошли от стола.
Я что-то пробормотал.
— И конечно, забыли позавтракать! Так вы подорвете свое здоровье.
Она озабоченно смотрела на меня, и мне стало стыдно: не есть, не спать, отдать почти все свое состояние и время — для меня и для нее означало разные вещи, я лгал ей.
— Если бы я не пришла, вы просидели бы за работой всю ночь, — заметила она.
— Когда я не работаю, меня одолевает скука, — ответил я.
Она засмеялась:
— Не пытайтесь оправдаться. — Она отодвинула ворох лежащих передо мной бумаг. — Довольно. Вам теперь следует пообедать.