Всё моё сумасшествие
Шрифт:
***
“– Жалко, что цефтриаксон не накапливается в организме, – последнее, что я слышу перед тем как удрюпаться в кровать.
Да, они к несчастью практикуют дневной сон, и почему-то только на мне. Поэтому всю рабочую неделю с трех до пяти я обязана быть в постели, пока Ирина Григорьевна и Она будут шепотом ругаться на кухне.
В последнее время мне не спится. В последнее время, потоки крови, словно цунами, приливают в низ живота как минимум несколько раз в день. И если раньше я представляла себя героиней одной из прочитанных книг, например дочерью капитана Гранта, разыскивающей своего отца в дебрях Австралии в компании миловидной семейной пары и братика, то теперь невероятным образом оказываюсь в объятиях мужчин. И дневной сон превращается в двухчасовое ворочание по кровати, а под конец обязательно разноется живот и испортится настроение.
Она выглядит не так, как раньше. Теперь на Ней нет той красивой бордовой кофточки и обтягивающих капри. Теперь Она замотана в безразмерный свитер, укутана в шерстяные трико, а Ее прекрасные пышные кудрявые волосы прилизаны к макушке и кажутся безжизненными черными лохмотьями. Я сижу на Ее кровати, застеленной несколькими одеялами. Она слева – плачет, я тоже роняю слезы, жалея Ее.
– Я чувствую, что скоро умру от этой чертовой неизвестной болезни! Наследова не может сказать, что со мной, чем меня лечить, но я не хочу умирать, – слова прерывались рыданиями, – Как я могу оставить тебя одну… Если бы не ты, я ушла бы со спокойной душой.
В комнате пахнет потом. Впервые я почувствовала отвращение к чужому телу при помощи Ирины Григорьевны. Она мылась ровно раз в месяц. Из ежедневных процедур лишь чистила зубы и ополаскивала лицо. И всегда приговаривала: “Если сильно хочется пить, можно экономить питьевую воду – просто набираешь в рот воды из-под крана, полощешь, а затем выплевываешь! И пить больше не хочется!” – и в доказательство, каждый день с утра, вместо стакана воды, просто полоскала рот в ванной. Не сказать, что мы были вынуждены экономить – скорее наоборот, жили в достатке.
А сейчас и Она стала мне отвратительна, но я все равно обнимала Ее, заливаясь слезами. Она болеет, чем-то серьезным и смертельным (раз уверена в своей скорой смерти) и это доводит меня до состояния паники.
Она выглядит не так, как раньше. Стройная фигура скрыта под слоями одежды, заплаканные глаза позабыли о подводке, а тонкие губы выглядят мертвецки бледными без красной помады.
Она проболела две недели. Провалялась дома, под тысячей одеял, в компании двух обогревателей и телевизора. Лечилась всем, чем только можно: и биопароксом, и пиносолом, и даже сумамедом, но по Ее словам, Ей помогает только цефтриаксон, а безмозглая Наследова отказалась выписывать рецепт на уколы. Поэтому сегодня Она, смертельно больная и недолеченная до конца вышла на работу. Я сама несколько дней находилась дома с насморком. Метотрексат мне отменили, поэтому теперь простуды протекают не столь длительно.
Сегодня можно отдохнуть и повеселиться как следует. Как только Ее не стало дома, напряженная обстановка разрядилась и воцарился покой. Пока Ирина Григорьевна по обыкновению занята готовкой на кухне, я направляюсь в зал, включаю диск, который старательно записал для меня дядя Леша и начинаю отжиматься. Тогда это было совсем не сложно, не то, что сейчас. Леша так же приделал мне к двери штангу и в перерывах между отжиманиями и прокачкой пресса я подтягиваюсь.
Физические нагрузки отнимают много сил, и приходится красться на кухню за хлебом. Именно красться, так как Ирина Григорьевна и Она разработали для меня специальное меню: питание три раза в день, в строго отведенное время, исключительно из диетических блюд, и хлеб в мое меню не входит. А Ирина Григорьевна недавно принесла с рынка теплый, ароматный батон, манящий меня на кухню.
Я затаилась за дверью. Ирина Григорьевна причмокивает, поедая тарелку супа. Да, сейчас не лучшее время для набега на хлебобулочные изделия, но желудок не оставляет мне другого выбора. Она не слышит как я подбираюсь все ближе и ближе, пытливо разглядывая дверцу шкафа. Читает за едой любовный роман. Я внезапно врываюсь и стремглав несусь к ящику. Пока Ирина Григорьевна разворачивается на стуле, я успеваю схватить вожделенный батон и развернуться в направлении зала. Теперь осталось добраться до двери и запереться в комнате, но это сделать не так просто, как кажется. Ирине Григорьевне шестьдесят пять лет, но вот ее ноги сойдут максимум на тридцать с небольшим. Она не то что стройная, она узник концлагеря, сорок килограмм веса при росте метр шестьдесят, но невероятно сильна, да и отсутствующие жиры не мешают ее продвижению в пространстве. Я с воплями успеваю забежать в зал и вцепиться в дверную ручку. Ирина Григорьевна тут как тут, по ту сторону баррикад, тянет дверь на себя, интеллигентно ругаясь во всю глотку. Я быстро давлюсь сочным хлебом, зная что она скоро пересилит меня и ворвется в комнату.
Обед Ирины Григорьевны означает, что все дела окончены и можно посмотреть телевизор. Она по привычке усядется в кресло, включит какую-нибудь политическую передачу (в большинстве случаев это совершенный дебилизм, например излюбленный “Жириновский живьем”) и мгновенно захрапит. Я в это время обычно перемещаюсь на кухню, где на подоконнике ждет своего часа книга. На обложке пара, сливается в страстном поцелуе. Книги часто меняются, но у всех женщин одинаковое выражение лица, застывшее в сладкой неге, а мужик напротив обязательно накачан и длинноволос. И сколько бы я не открывала страницы наобум, обязательно натыкалась на траханье в различных вариациях. Мужчина со стопроцентной вероятностью необычайно нежен и галантен, а его возлюбленная трепетна и волнительна, как замерзающий на зимней ветке воробей. Никакой грубости, лишь сопливая романтика, укрытая ароматическими свечами.
Сегодня мне удалось переделать все дела, о которых я мечтала две недели, пока Она находилась на больничном. Слушала идиотскую музыку на полной громкости, почитала каталог с косметикой (Она запрещает это делать), построила Барбин дом, в котором Барби и Кен трахались так, что дом в конце концов не выдержал и развалился на части, провела вскрытие черепа нескольким куклам и выкинула их измазанные кетчупом скальпы с балкона под ноги прохожим, и даже несмотря на протесты Ирины Григорьевны прорвалась в ванную. Некоторое время она бесновалась под дверью, но вскоре ушла, а я долго лежала в ванной разглядывая в карманное зеркальце все части своего тела. И, как бы я не ждала, накачанный длинноволосый мужик так и не пришел, зато явилась Она с работы, аккурат в тот момент когда я выходила из ванной.
Хотя, будет точнее если я скажу что вошла не Она, а вплыла грозовая туча – с порога стало ясно, что у Нее совсем дурное настроение.
Быстро высушив волосы, я уселась за кухонный стол, а Ирина Григорьевна разложила ужин по тарелкам. Она молчала. Ирина Григорьевна смотрела то на меня, то на Нее. Я смотрела только на Нее. В итоге, Ирина Григорьевна не выдержала и заговорила.
– Ну что, тебя повысили?
(Ее должны были перевести на должность главного инженера).
В ответ, Она засверкала своими черными глазами, поедающими всю кухню, включая нас.
– Нет. Они сказали, что повысили БЫ! Но я в последнее время слишком часто беру больничный и почти не бываю на работе. Суки! Я больная сегодня туда ехала!
– И что ты собираешься делать? – Ирина Григорьевна выглядела ошарашенной, хотя я думаю она предполагала подобный исход событий.
– Я написала заявление на увольнение.
По Ее настроению я быстро поняла, что праздник, намеченный на завтра, заранее испорчен.”
***
“Я вспомнила свой первый юбилей, проведенный в Крейзи Парке. Тогда я позвала всех своих подруг, мы ехали на праздник на микроавтобусе, который заказала Она. Помню, как по приходу в Крейзи Парк Она заволновалась и пропала в недрах здания. Спустя некоторое время, пока я и мои подруги ждали в фойе, Она вернулась с новым фотоаппаратом, а на мои вопросы, зачем это, ответила что забыла старый дома. А дальше меня ждали несколько часов веселья. Перед началом праздника ведущие нарядили меня в пирата – я восседала во главе стола с банданой на голове и пожирала пиццу, разглядывая подруг. Основательно набив животы десертом в виде торта, мы поспешили в огромный трехэтажный лабиринт, и барахтались внутри часа два, скатываясь с горок, лазая по комнатам, стреляя друг в друга, прячась и ныряя в бассейн с шариками. После лабиринта я успела покататься на всех аттракционах, что были в парке, облазить все горки, посидеть в 3-D камере где показывали короткий ужастик со мной в главной роли. Она бегала следом и едва успевала фотографировать происходящее. Вот Лера пытается красиво усесться на пластиковую лошадку, кружащуюся по карусели, но у нее не получается, тут же Надя показывает всем свой излюбленный шпагат, а я прыгаю на батуте так высоко, что замирает сердце.