Всё моё сумасшествие
Шрифт:
На Крейзи Парке веселье не закончилось. Дома ждет Ирина Григорьевна и свежеприготовленные вкусности под аккомпанемент детского шампанского. Мы распиваем бутылку, притворяемся пьяными, а после начинаем барахтаться по полу, изображая Надин шпагат, но получается только у Нади. Сто фотографий с веселыми искривленными рожами, обжорство до тошноты и с десяток подарков – таким был мой юбилей.
Под конец пришел дядя Леша и сел с Ней за стол, наливая взрослое шампанское. Ирина Григорьевна побежала за новым фотоаппаратом и принялась снимать пару. Я часто разглядывала получившуюся карточку, и настолько хорошо запомнила все детали, что кажется теперь смогу нарисовать ее по памяти.
Они сидят за столом. Сзади, на стене висит карта России, а справа выглядывает шкаф. На переднем плане две стеклянные бутылки: Советское шампанское и Боржоми, плюс пластиковая бутылка из-под газировки. Между ними два бокала, поменьше и побольше. Дядя Леша правой рукой облокотился об стол, Она правым плечом облокотилась об Лешу, и он слегка придерживает Ее за руку. Он в белой рубашке и бордовом галстуке. Она в коричневом пиджачке, а из-под пуговиц выглядывает черная кофточка. Волосы Ее собраны в небрежный пучок прямо на макушке. Она румяная, слегка запьяневшая от шампанского, на неизменных красных губах застыла легкая улыбка. Леша улыбается сильнее, от чего его добрые голубые глаза становятся еще добрее. Кожа Ее бронзовая, а черные глаза так и искрятся жизнью.
Вот какой хороший День Рождения у меня однажды был. Оказывается, я вполне умела дружить с одноклассниками, ровно до тех пор, пока Она не начала мою дружбу портить.
Сегодня мне стукнуло двенадцать, в десять ноль ноль утра. Но сегодня не будет ни подружек, ни Крейзи Парков. Мы собираемся к предпринимателю, автору различных книг по физике и просто хорошему человеку, неоднократно дававшему интервью в местные газеты. К Кладищеву, если выражаться короче.
Она вызывает дядю Лешу, словно он такси. На улице УЖЕ середина осени, поэтому передвигаться, даже на такие короткие расстояние, без машины никак нельзя. Она одевает шубу и тысячу кофт, я тоже укутана донельзя, и только Ирина Григорьевна не выкатывается из подъезда наряженная словно снаружи минус сорок. Дядя Леша заботливо наклоняет переднее сидение и мы с Ириной Григорьевной весело запрыгиваем в машину. Она же, как всегда, усаживается вперед и тут же закрывает окна, параллельно включая печки на полную мощность. Леша тяжело вздыхает.
Спустя три остановки мы оказываемся у дома Кладищева. Короткий марш-бросок до двери, за который Она успевает помолиться о том, чтобы не простыть, и наша компания попадает в древний, скрипучий лифт, медленно поднимающийся на последний этаж. В квартире Кладищева стоит неприятный запах. Запах его смерти. Я прохожу вглубь комнаты, огибаю кровать и стол, и усаживаюсь напротив журнального столика, разглядывая отражение в пыльном зеркале. Сзади, на кровати, взгромоздился Кладищев, Она нависла над ним, не снимая шубы, Ирина Григорьевна нерешительно застыла в дверях, а сиделка бегает по комнате, дергая в руках постельное белье.
– Посмотрите! И откуда взялась такая мощь? Весь день я значит с ним сижу, переворачиваю его, думала он не в силах сам пошевелиться! А сегодня ночью… нет, откуда столько силищи в руках, он разодрал напрочь, в клочья!: простыню, пододеяльник, и шерстяное одеяло! Просто изодрал! Вы можете себе это представить?!
Кладищев начинает интересоваться как у меня дела. Получается немного нечленораздельно, но вполне понятно, а я отвечаю сухо, потому что боюсь: в последнее время он не похож сам на себя. Он протягивает трясущейся рукой деньги из кошелька, который подала сиделка, и ласково зовет меня по имени, плачет. Я пытаюсь сдержаться и сижу все так же отвернувшись, не желая никому показывать лицо. Немного успокоившись, я хватаю деньги, и попрощавшись с Кладищевым, убегаю прочь из вонючей квартиры. Она наставляет меня долго не таскаться по улице, но выглядит крайне подавленной и легко отпускает, торопясь быстрее пожаловаться Кладищеву на свою нелегкую участь.
А на улице совсем другая обстановка. Выходя из подъезда по знакомой тропинке, я словно попадаю в рай. Яркое солнце освещает высыхающие лужи, наполненные до краев листвой, ленивые воробьи тихо чирикают на своем вдалеке, а встречающиеся по дороге люди выглядят милыми и добродушными. Прогулявшись до своей остановки, я встречаю Ксюшку. Подруга идет мне навстречу, весело размахивая руками, а ее распахнутая куртка говорит о том, что пока еще не зима.
Сначала я и Ксюшка зашли в магазин косметики с желанием основательно потратить подаренные мне деньги. Я набрала себе много средств: скраб для тела, золотистый спрей что наносят на волосы, самую навороченную бритву Venus, и, наконец духи как у Нее – Сальвадор Дали в виде губок. Ксюшка тем временем крутится рядом, не решается купить что-то себе. Выйдя из магазина, она показывает новый каталог Орифлейм, с надеждой уговаривая меня купить блестящую помаду для губ или тени цвета “вырви глаз”.
– Смотри, – мы стоим в конце рынка, и Ксюшка достает из сумки роскошную железную коробочку, – Что я сегодня купила.
Я восхищенно разглядываю изящный, розовый футляр. Спереди, на однотонном фоне, светятся выпуклые золотые буквы и рисунок над ними. Sobranie. Ксюшка с заискивающим выражением лица, аккуратно, словно боясь сломать, открывает крышку и мой взгляд падает на ряд красивых разноцветных палочек. Две хищно-розовых, две фиолетовых, пара желтых и пара бледно-розовых. Красота. А аромат так и завлекает меня. Я представляю себя Ею. Представляю, что сейчас вечер, и время подходит ко сну. Я захожу в маленькое помещение, именуемое туалетом, усаживаюсь на унитаз, подтягиваю ко рту руку и выпускаю клубы дыма, подобно Ей.
Я стою напротив Ксюшки. Курю, но не затягиваюсь. Она делает тоже самое. Сегодня мой День Рождения. Сегодня мне двенадцать лет, и это моя первая сигарета. Ксюшка улыбается во весь рот. Кладищев улетучивается куда-то очень далеко из моей головы. Ну, вот. Теперь все мои мысли заняты не только мальчиками. Теперь все мои мысли заняты мальчиками и табаком.”
***
Достаточно быстро я оказалась среди каменных джунглей, а преследователи шли по пятам. Перебегая от одного дома к другому, мне удалось скрыться из их вида. Народу, как назло, на улицах не было, и я не могла рассчитывать на чужую помощь. Я знала только одно: во что бы то ни стало, я должна добраться до квартиры Елены. Ведь там меня ждет спасение от преследования. Возможно, придется заночевать, а рано по утру, когда мучители точно устанут ждать под окнами, я соберу вещи, возьму телефон и отправлюсь к берегу звать город на помощь. Дом Елены все еще очень далеко от меня, можно сказать практически в самом начале этого злополучного поселения.
Я прижалась к холодной каменной стене одного из домов и замерла, пытаясь обостренными чувствами заметить приближение преследователей. Я почти не дышала от страха, но сердце колотилось так громко, что казалось, его можно услышать из самого особняка. Простояв подобным образом несколько минут, я пересилила себя и пригнувшись двинулась в сторону следующих домов. Перебегая от одного здания к другому, прячась под козырьками подъездов, укрываясь за мусорными баками и водосточными трубами, я постоянно трепетно оглядывалась и оборачивалась по сторонам, стараясь заметить приближение мужчин. Небо заволокли грозовые тучи и сверху спустились потоки воды. В сумраке грозы я поняла, что немного заплутала и нужно время отдохнуть и осмотреться.
Моим глазам попалось одно необычное здание, скромно спрятавшееся меж двух жилых домов. Одноэтажное строение обрамляли высокие ступени, укрытые от посторонних глаз двумя бетонными плитами. Я поспешила ко входу. Усевшись на мокрые ступеньки, я согнулась насколько возможно, и затаилась, периодически выглядывая из-за окаймляющих вход стен. Это место на время стало надежным убежищем, где можно передохнуть и набраться сил перед последним рывком к дому Елены. Убедившись, что кругом обстановка спокойная, я огляделась и прикинула, что до спасительной квартиры буквально десять минут пешком, а бегом я преодолею расстояние за три.