Все о внешней разведке

Колпакиди Александр Иванович

Реабилитирован в 1956 г.

Это было связано с тем, что в 1931 году Япония оккупировала Маньчжурию, а в 1932 году создала на ее территории марионеточное государство Маньчжоу-Го. Именно там размещались теперь основные японские службы, осуществляющие проведение в жизнь «Мемо­рандума Танаки». Поэтому в Центре решили, что Отэ лучше всего находиться там. Сотрудничество Абэ с со­ветской разведкой продолжалось до января 1939 года, после чего из Москвы поступило указание прекратить с ним всякие контакты. Причиной тому стали репрессии, обрушившиеся в это время на разведку, и охватившая всех и вся шпиономания. В Москве Отэ обвинили в том, что он вербовал шпионов в пользу японской разведки, и над ним нависла угроза физической ликвидации. Правда, опасность вскоре миновала,

а в 1945 году со­трудники внешней разведки разыскали Отэ в одном из советских лагерей для военнопленных, после чего его дело было пересмотрено, а сам он полностью реабили­тирован.

В начале 30-х годов руководство внешней разведки во главе с Артуром Христиановичем Артузовым предприня­ло ряд усилий для активизации работы токийской рези­дентуры. Для этого в 1934 году из Японии был отозван резидент И. И. Журба (Шебеко). Он, как уже говори­лось, был резидентом с 1931 года, но не сумел органи­зовать продуктивную работу. А на его место был назна­чен Борис Игнатьевич Гудзь, перед которым была по­ставлена задача найти агента в японской контрразведке с целью полностью лишить японцев возможности про­никать в полпредство.

Гудзь Борис Игнатьевич

Род. 08.1902. Полковой комиссар (1937).

Родился в семье агронома, социал-демократа, а по­зднее коммуниста. Учился в Тульском коммерческом учи­лище.

В 1919 г. вступил добровольцем в Красную Армию, слу­жил в нестроевых частях на Западном и Юго-Западном фронтах. В 1921 г. окончил Школу военных мотористов. Пос­ле демобилизации в 1922 г. приехал в Москву, работал на автобазе Наркомата путей сообщения и учился в Горной академии.

В 1923 г. по рекомендации А. X. Артузова, лично знавше­го родителей Б. И. Гудзя, принят на работу в ОГПУ. Рабо­тал в 5-м отделении КРО, которое занималось агентурной охраной границы, и в 6-м отделении, которое боролось с белогвардейским подпольем. Принимал участие в операции «Трест».

В 1925 г. вступил в ВКП(б).

В 1932—1934 гг. Б, И. Гудзь — начальник контрразведы­вательного и иностранного отделений 00 ПП ОГПУ по Восточно-Сибирскому краю в Иркутске. Руководил в тече­ние двух лет операцией «Мечтатели» по легендированию на советской территории подставной контрреволюционной организации с целью войти в доверие к белоэмигрантским центрам.

В 1934—1936 гг. — помощник резидента ИНО ГУГБ НКВД в Японии под именем Гинце Борис Александрович и прикрытием должности третьего секретаря полпредства СССР. Успешно выполнял задания по обеспечению безо­пасности полпредства и приобретению агентуры в японс­кой контрразведке.

В апреле 1936 г. по просьбе А. X. Артузова, ставшего к тому времени заместителем начальника Разведупра, Б. И. Гудзь был переведен в военную разведку. Работал на японском направлении, занимался делом Зорге.

В июне 1937 г. уволен в запас РККА. Работал шофером автобуса, начальником колонны.

В настоящее время на пенсии, живет в Москве.

Почетный сотрудник органов госбезопасности.

Прибыв в Токио, Гудзь первым делом постарался наладить нормальные, деловые отношения с полпредом Константином Константиновичем Юреневым, что в дальнейшем не раз помогало ему в работе. Потом он провел анализ лиц, причастных к работе полпредства, и решил приступить к разработке жандармского унтер-офицера Аримуры, охранявшего советское консульство. Так как в это время в Японии действовало большое число террористических экстремистских группировок, было решено обратиться к нему за помощью в организа­ции безопасной работы и проживания сотрудников со­ветского полпредства. Аримура согласился помочь. А че­рез некоторое время он принес Гудзю очень ценный документ, озаглавленный «Информация о деятельности агентуры в советском посольстве». Так сотрудники рези­дентуры получили список агентов японской контрраз­ведки, работавших в полпредстве. Со временем от них под благовидными предлогами удалось избавиться. От Аримуры также были получены сведения о том, что агенты японской контрразведки собирают из мусорных корзин в посольстве вырезки лз газет, рисунки схем и карт, которые выбрасывали

туда сотрудники военного атташе. И хотя эти бумаги не фыли секретными, японс­кая контрразведка собирала их, надеясь использовать для возможных провокаций. Гудзь немедленно сообщил об этом полпреду Юреневу. Тот переговорил с военным атташе, и после этого использованные бумаги стали не выбрасывать, а сжигать.

Со временем объем передаваемой от Аримуры информации увеличился, и было решено включить его в агентурную сеть. Но в Москве выразили подозрение, не «подстава» ли он японской контрразведки. Для проверки Аримуры в Токио прибыл опытный разведчик, замести­тель резидента в Шанхае Куцин. Проверка установила благонадежность Аримуры, и он был включен в агентур­ную сеть под псевдонимом Кротов.

От Аримуры был получен разработанный в 1932 году японским Генеральным штабом стратегичес­кий план «Оду». Согласно этому плану, на советской границе должна быть развернута крупная армейская группировка из 30 дивизий, которые предполагалось сформировать в Маньчжурии. Из них 24 дивизии выделялись для действий против СССР. Наступательная операция при этом разбивалась на две части — прорыв границы, продвижение на восток и удар на северо-запад в район озера Байкал. Позднее в дополнение к плану «Оцу» был разработан план «Хэй», также став­ший достоянием советской разведки. Он предусматри­вал на первом этапе боевых действий против СССР захват Николаевска-Уссурийского, Владивостока, Имана с дальнейшим наступлением на Хабаровск и Благо­вещенск. Одновременно с этим предполагалось нанесе­ние удара в Монголии. Помимо этих документов Ари­мура передавал в резидентуру ежегодные мобилизаци­онные планы военных округов, схемы дислокации во­инских частей как в самой Японии, так и в Корее и Маньчжурии, данные о настроениях в японской ар­мии, шифровальные таблицы, сведения о разработках новых видов оружия и о кадровых перестановках в во­енном руководстве и т.п.

Так как Аримура работал в японских спецслужбах, то имел доступ к документам 3-го отдела Главного жандарм­ского управления, который обрабатывал все сведения об СССР. Более того, он получил возможность посещать созданную при отделе фотолабораторию, благодаря чему добывание секретных документов было поставлено на плановую основу. С помощью фотоаппарата, полученно­го в резидентуре, Аримура сначала фотографировал толь­ко оглавления документов, из которых потом выбира­лись самые необходимые.

О том, какое значение придавали в Центре информа­ции Аримуры, свидетельствует следующая инструкция по работе с ним:

«Использовать его в качестве наводчика для новых вербовок запрещаем. Следует нацелить его именно на получение документальных материалов, т. к. они особен­но ценны для нас... Конечно, следует учесть все трудно­сти документальной работы и максимально облегчить К. эту работу путем назначения удобных явок, технических средств» ^[84] .

84

Очерки истории российской внешней разведки. М., 1996. Т. 2. С. 260.

Работа с Аримурой продолжалась и после отъезда в 1936 году Гудзя из Токио. С ним продолжали встречать­ся Журба, вновь назначенный токийским резидентом и пробывший на этой должности до 1938 года, сме­нивший его Косухин и, наконец, прибывший в Токио в январе 1940 года Григорий Григорьевич Долбин. Но к 1944 году появились подозрения относительно честнос­ти Кротова. Во-первых, он стал пренебрегать элемен­тарными мерами безопасности. Во-вторых, начал про­пускать встречи, ссылаясь на занятость. В-третьих, он уже больше 10 лет работал на одном месте, что при практически ежегодной ротации государственных слу­жащих, принятой в Японий, было странно. И, нако­нец, в некоторых документах, которые он приносил своим операторам, замечалось отсутствие самых важ­ных страниц. Анализ сложившейся ситуации показал, что он перевербован японской контрразведкой и стал агентом-двойником, и поэтому работу с ним решили прекратить.