Все оттенки черного
Шрифт:
– Они ушли, – спокойно сказал он девушке. – Там, в рюкзаке, есть спортивный костюм. Оденься и выходи. Будем кушать.
В устремленных на рыбака черных глазах девушки мелькнула робкая надежда. Мужчина усмехнулся:
– Меня зовут Зорич.
Ярко-красные губы девушки дрогнули:
– Анна.
– Миша ко мне очень хорошо относился, – задумчиво продолжала Анна, прихлебывая крепкий чай из жестяной кружки. – Ко мне ласковый был, Стешу, сестру, жалел. Тетка Анфиса нарадоваться не могла. «Вот, говорила, тебе, Анюта, жених. Всем женихам жених. Как за каменной стеной
Черные глаза девушки жалобно посмотрели в непроницаемые очки Зорича.
– Правда?
– Правда, – мягко подтвердил мужчина, внимательно глядя на Анну.
Спасенная девушка нравилась Зоричу. Молоденькая, лет шестнадцати-семнадцати, невысокая, но очень хорошо сложенная, черноволосая, черноглазая, с огромными ресницами, полными ярко-красными губами и нежной смуглой кожей, она была настоящей красавицей. Очень испуганной красавицей. И Зорич, на которого сильное впечатление произвело ее превращение из овчарки в очаровательную девушку, жадно слушал историю спасенной.
– Что было дальше?
– Дальше? – Анна горько усмехнулась и нервно провела рукой по густым волосам. – Никогда не забуду. – Она помолчала. – Мы с бабами с поля возвращались, устали, тракторист наш, Козьма Спиридонович, хрен старый, смылся, и нам пришлось пешком топать. Ну, чтобы пыль не глотать, решили срезать, через пастбище пройти, что у фермы. А там бык. Племенной, здоровый, его к нам аж из-под Ставрополя привезли. В общем, сорвался он, изгородь проломил и на нас. Бабы врассыпную, а я стою, как мертвая, страх меня взял жуткий, ноги отнялись. Бык на меня. – Анна снова помолчала. – Тут на меня и накатило. Этот, приступ. На руках когти железные выросли, я крикнуть хочу, а из горла рычание. Да такое, что бык этот племенной как вкопанный встал. Я ему когтями глаз вырвала и рог один… срезала.
– Сильно. – Зорич удивленно покачал головой.
– Бык в загон помчался, – криво усмехнулась девушка. – Я-то обратно в человека обернулась, да, видно, бабы чего-то заметили. Шептаться начали, что, мол, ведьма я. А тут, как назло, куры у Федотовны передохли. Она жадная, кормит их всякой дрянью, а когда они сдохли, крик подняла, что это я порчу навела, за то, что она своему Мишке не велит со мной, сиротой, гулять. При всех это сказала, толпу собрала, к тетке Анфисе в дом пришла и сказала. Мне бы сдержаться, да, видно, не судьба. – На длинных ресницах девушки блеснули слезы. – Я ей слово, она мне два, оскорблять начала, а когда заявила, что я родителей своих сгубила, то у меня опять… Огонь из меня пошел.
– Огонь?
– Да. – Анна подняла глаза. – Не веришь?
– Верю.
– Странно, что веришь, раз не видел.
– Я тебе потом объясню, – спокойно произнес Зорич. – Продолжай.
Черные глаза девушки с сомнением посмотрели на странного спасителя. В возрасте, а плечистый, здоровый, мускулы так и играют. Голова лысая, как колено, но красивая. И лицо красивое. Мужское, будто у рыцарей на картинках. Только очки пугают. Сначала Анна не обратила внимания на черные очки Зорича: городские, они ведь всегда от солнца глаза прячут. Но даже теперь, когда красный диск медленно опускался за горизонт и вечерний полумрак окутывал рыбацкий костер, гигант оставался в своих непроницаемых черных очках, крепко прижатых к лицу и полностью скрывающих от посторонних взглядов глаза. Странный. Может быть, поэтому Зорич оказался первым, кто не проявил к ней враждебности?
– Я рот открыла, чтобы Федотовне ответить, а из него пламя. – Девушка вздрогнула. – Одежда на ней загорелась. Все в крик. «Ведьма!» – кричат. Мужики дрыны из забора выворачивают, бабы крестятся. Тетка… – Анна снова запнулась. – Тетка Анфиса кричит: «Проклинаю!» А Мишка… В общем… В общем, я огородами из станицы вырвалась. Все они за мной гнались. Все. Я в овраг, они за мной. Я в лес, они рядом. Догоняют… И тут я чувствую, руки изменяться начали, тело, ноги. Снова на меня накатило, и я овчаркой обернулась. – Девушка посмотрела на Зорича, но черные очки были непроницаемы для ее глаз. – Только Мишка, кажется, видел. Так, собакой, и ушла.
– До станицы верст десять, – прикинул Зорич. – Далеко они тебя гнали.
– Далеко, – согласилась девушка.
– Тогда уходить надо, – решил мужчина. – Я этому твоему Мишке челюсть сломал. Дружки могут вернуться. Да и тебя искать будут.
– Я без Стеши не пойду, – замотала головой Анна.
– Без сестры? – нахмурился Зорич. – Ты же говорила, что она больная. Зачем она тебе? Себя спасать надо.
– Я без Стеши не пойду, – угрюмо повторила Анна. – А если они решат, что она тоже ведьма?
– А почему они должны так решить?
– Ну, – девушка замялась. – Ну, хорошо, пусть не решат. Но тетка Анфиса старенькая, помрет она, что со Стешей будет?
– В психушку сдадут. Тебе-то что?
– Я Стешу не отдам, – твердо и окончательно сказала Анна и со страхом собралась услышать в ответ: «Ну и оставайся, как знаешь».
Но, к ее огромному удивлению, гигант задумался. Девушка немного подождала, затем осторожно поставила на землю жестяную кружку, поправила мешком сидящий на ней спортивный костюм и робко позвала мужчину:
– Зорич.
– Да? – рассеянно отозвался он и сразу же добавил: – Тебе в станице появляться никак нельзя. Я один за Стешей пойду. План нарисуешь, как дом тетки Анфисы найти, дорогу объяснишь. Выручу я твою сестру.
Этого Анна никак не ожидала. Несколько секунд она ошеломленно смотрела на гиганта, а затем судорожно перевела дыхание:
– Зорич, ты серьезно?
– Вполне.
– И ты веришь, что я ведьма?
– Разумеется.
– И не боишься?
– Я? – Зорич улыбнулся, одним мягким, неуловимо быстрым движением приблизился к удивленной девушке и резко снял очки.
Анна в ужасе вскрикнула.
– Так и сказал, Анфиса, так и сказал: «Оборотень Анька». Как в овраг сиганула, все видели, а потом глядь, а оттель собака выскакивает, овчарка немецкая. Сама здоровая, глазищи горят, а с клыков кровь капает. Поняла теперича, какую змеюку ты пригрела?
– Ой, Петровна, не трави душу, и так тошно.
– Злыднем твоя Анька оказалась, как есть злыднем. И родителей своих, светлой памяти Василия Димитриевича и Марфу Андреевну, она извела.
– Да замолчи ты, Петровна.