Все плохое уже позади. Том 2
Шрифт:
Его жест получился настолько комичным, что она не удержалась и усмехнулась, одновременно при этом всхлипнув. Звук оказался похож на хрюканье поросенка. Теперь уже засмеялся он.
– А ты что тут делаешь? – Эдвард присел на песок около ее ног.
– Дышу морским воздухом, – уже спокойно ответила Наташа, взяв себя в руки.
– А-а-а, понятно, а почему плакала?
– Тебе показалось.
– А почему ты звала меня?
– И это показалось.
Эдвард осторожно дотронулся до нее, – Нат, что случилось?
Он сидел и смотрел на нее снизу вверх. Она забралась в шезлонг с ногами, и сейчас сидела, обняв
– У вас с Мэттом что-нибудь произошло?– он снова попытался заговорить с ней.
– У нас с Мэттом все хорошо, – в ее голосе зазвучал металл.
– Да, знаю, я рад за вас.
Оба снова замолчали.
– Я могу тебе помочь? – спросил он.
– Да, – коротко и жестко ответила она.
– Что я должен сделать?
– Рассказать.
– Рассказать что?
– Рассказать, почему ты поступил так год назад, – она повернула к нему голову и посмотрела в глаза.
Повисла пауза.
– Ну, что молчишь? Начинай.
– Я не знаю, с чего начать.
– А ты начни с главного. Начни с той минуты, когда мы втроем вернулись из бара и разошлись по спальням. Ты уже знал, что Мэтт собирается делать мне предложение. Даже я еще это не понимала, а ты знал, и все равно пошел ко мне.
Эдвард упер локти в колени и обхватил руками голову.
– Ну, что молчишь? Начинай.
Теперь Наташа смотрела на него, а он на воду.
Эдвард помолчал и медленно начал, – до матери Патрика у меня были другие женщины, попадались даже очень хорошие. Но так получилось, что свою судьбу я связал именно с ней. Я не помню, на какой вечеринке мы с ней познакомились. Она привлекла меня своей яркой внешностью. Она легко могла найти себе мужика круче и богаче, но выбрала почему-то меня. У нас завязался бурный роман, она забеременела, мы поженились, потом родился сын. Мы не очень хорошо с ней жили, но я терпел, считая такие отношения нормальными. Уже потом, когда она стала вести себя совсем неподобающим образом, мы разбежались. Я так и не понял, что значит семья и семейная жизнь. Самое страшное, что тогда я совсем не понимал, что значит для меня Патрик. А потом появилась ты. Сначала я увидел, как ты играешь с детьми, и понял как ты добра. Потом ты спасла нас с братом на реке, и я понял, как ты отважна. Потом в офисе я увидел, что ты умна, – он снова помолчал, – а еще очень-очень красива. И меня захлестнула волна черной зависти. Я завидовал брату, потому что у него появилась такая женщина. Я вдруг осознал, какая пустота существует в моей жизни. Меня никто не ждет с работы, обо мне никто не заботится, я совсем никому не нужен. И мне до боли захотелось семьи, любви, заботы и душевного тепла.
Он глубоко вздохнул.
– То, что я сделал, я сделал не со зла, не из-за желания нагадить брату или унизить тебя. Я просто потерял ощущение реальности. Все то время, что мы с тобой и детьми провели вместе, мне казалось, что мы семья, именно такая, какую я и представлял в своих мечтах. В этой придуманной семье я был главой, дети детьми, а ты моей женой. И у нас все было сказочно хорошо. Я сказал при всех о том, что спал с тобой, потому что не хотел тебя никому отдавать, даже брату. Мне стало невыносимо больно от того, что ты вдруг исчезнешь из моей жизни. Приземленное желание собственничества. Нат, я знаю, что мне нет прощения, но я
***
Они сидели рядом и молчали. Волны тихо шелестели, луна освещала пляж.
«Приземленное желание собственничества, как все просто», – думала Наташа, – «зачем она ему нужна, моя любовь».
«Я сказал ей правду, только умолчал о своей любви», – думал Эдвард, – «я обещал ничего не говорить, да и зачем ей нужна моя любовь, она любит моего брата».
Он кашлянул, – ты не замерзла?
Наташа покачала головой, – нет, на мне безразмерный халат серой мыши.
Эдвард развернулся к ней, – это он?
– Ага, это тот самый волшебный наряд, в котором я была, когда мы столкнулись около бассейна. Тридцатилетняя серая мышь с синими губами.
Оба тихо засмеялись.
– Сегодня ты была в моем платье, в смысле, которое я тебе подарил. Мне было приятно, что ты его надела… – произнес он.
– Да, это оно, оно мне и самой очень понравилось тогда в салоне… спасибо, что подарил… а теперь послушай меня, я тоже расскажу тебе правду, – после паузы произнесла она. – Тогда мне было очень горько и больно, я плакала каждый день. Сознание того, что мной попользовались, а потом еще и растоптали в грязи, убивало меня. Я никому не хотела бы пожелать такого. Страшно было не то, что ты сделал это, а то, как ты об этом сказал …
Она замолчала.
Эдвард шепотом выдохнул, – Нати, милая… – опустив голову, он прикоснулся губами к ее ногам. – В тот момент я был ослеплен яростью от того, что меня лишают чего-то очень дорогого, пусть мне и не принадлежащего. И всеми правдами и неправдами я не хотел это отдавать. Когда до меня дошло, что я сделал, было уже поздно. Я хотел тебе все объяснить, я звонил тебе каждый день, сначала в квартиру твоих родителей здесь, в Нью-Йорке, потом, когда ты улетела, я каждый день звонил тебе в Москву. Я понимал, что ты ненавидишь меня и не станешь со мной разговаривать, поэтому представлялся именем брата. Но ты все равно не подходила к телефону. Потом в декабре я узнал, что брат полетел делать тебе предложение, и перестал звонить.
– Ты мне звонил? – Наташа развернулась и уставилась на него, – ты мне звонил каждый день?
Он кивнул.
– Я очень боялся, что после нашей ночи что-нибудь может произойти, ну в смысле, что ты забеременеешь или еще что-нибудь, я считал, что я несу ответственность за тебя, неважно, будут последствия… или нет…
– Я действительно ненавидела тебя и одновременно так ждала твоего звонка, – она прижала руки к груди, – мне так нужно было услышать о твоих чувствах ко мне, как жаль, что ты так поздно все это сказал…
Эдвард посмотрел на нее, – ты считаешь, что люди должны обязательно говорить о своих чувствах?
– Не знаю, – Наташа покачала головой. – У меня в Москве есть один знакомый. Я знала, что нравлюсь ему. Но я всегда думала, что это просто дружба. А потом выяснилось, что он в меня влюблен. Его признание не просто смутило, оно меня страшно разозлило. Ладно бы мы встречались или он оказывал мне какие-то особенные знаки внимания…, кроме редких встреч после института, ничего не было. И вдруг бац! Я в тебя влюблен. А зачем, спрашивается, она мне нужна, твоя любовь? Я-то здесь при чем?