Все под контролем
Шрифт:
— Не знаю, сэр, я здесь только с начала семестра.
Семестра? Ну конечно, мы же были в Джорджтауне, на территории университета. Каждый студент был официантом или официанткой.
— Не могли бы вы позвать кого-нибудь? Мне действительно очень важно с ним встретиться. — Я заговорщицки подмигнул и добавил: — Я привез его подружку, то-то он удивится.
Девушка посмотрела на Келли и тепло улыбнулась:
— Привет. Хочешь мятную пастилку?
Келли зажала в кулачке несколько штук.
— Может быть, кто-нибудь из ваших коллег знает его? — продолжал я.
Пока девушка думала над моим вопросом,
— Привет, маленькая леди, — сказал один, рассмеявшись. — Не слишком ли рано?
Келли молча пожала плечами.
— Извините, минутку, — сказала девушка и направилась выяснять, оставив дверь за собой открытой, чтобы кто-нибудь другой встретил двух гостей и показал им их столик.
Вернувшись, она сняла телефонную трубку:
— Сейчас позвоню.
Я посмотрел на Келли и подмигнул ей.
— К нам тут пришел мужчина с ребенком, они ищут англичанина по имени Патрик, — произнесла она с таким подъемом интонации в конце, который начинался на Рэмсей-стрит и уносился в заоблачные выси.
Повесив трубку, она обратилась ко мне:
— Через минутку сюда подойдет человек.
Практически немедленно раздался звонок, и девушка принялась записывать посетителей в регистрационную книгу.
Нам с Келли ничего не оставалось, как стоять и ждать. Через минуту-другую из обеденного зала вышла официантка.
— Привет, — сказала она. — Ступайте за мной.
Похоже, дела шли на лад. Я взял Келли за руку, и мы проследовали в обеденный зал.
Здешнему населению явно нравилось принимать пищу в полутьме, поскольку все столики были освещены только свечами. Оглядевшись, я заметил, что все официантки были в коротких футболках, которые плотно облегали талию, шортах в обтяжку и кроссовках, из которых выглядывали носочки.
По правую руку, вдоль стены, протянулся бар, где лампы спускались над самой стойкой. Двое в костюмах были единственными клиентами. Посреди зала возвышалась небольшая сцена с подсветкой.
Я рассмеялся про себя:
«Ну, ты даешь, Пат!»
Как бы то ни было, но Слабак всегда пользовался успехом у женщин. В Гибралтаре он тоже жил холостяком, вроде меня, и снимал домик по соседству. Около года у него были, как он сам это называл, «отношения», но мы-то знали, что это значит. Они встретились на костюмированной средневековой вечерушке; назавтра, в четыре утра, меня разбудил шорох покрышек возле его домика, затем тяжелое хлопанье дверей и долгое хихиканье и взрывы смеха. Мы жили в домишках, которые человек способен бросить за пять минут, все постройки восьмидесятых, поэтому я слышал, как со скрипом открывается его дверь, и подумал: «А вот и мы». Затем до меня донеслась музыка и шум воды из туалетного бачка — звук, который, как ничто, способен скрасить жизнь в четыре утра. Затем еще более громкий смех, хихиканье — и тишина. В полдень следующего дня я был на кухне, ходя взад-вперед, занимаясь мытьем посуды, когда подъехало такси и королева Елизавета I и одна из ее молоденьких придворных дам выскочили из домика Пата, в париках, ужасно смущенные, и запрыгнули в такси, надеясь, что никто их не видит. Когда мы хорошенько его допекли, выяснилось, что они кувыркались там втроем, с матерью и дочкой. Конца этой истории мы так никогда и не услышали. Теперь, казалось, он вернулся к старому.
Одна из девушек помахала Келли:
— Привет, моя сладкая!
Под ее футболкой словно соревновались два очень похожих цеппелина.
Келли это понравилось. Я покрепче взял ее за руку. Пока мы шли за девушкой, Келли посмотрела на меня и спросила:
— А что это за место?
— Вроде бара, куда люди ходят расслабиться после работы.
— Как на вечеринки по пятницам?
— Типа.
Пройдя через еще одни двойные двери, мы оказались в царстве яркого света и стука. Справа был шумный хаос кухонь, слева — офисы. На стенах, покрытых грязно-белой штукатуркой, виднелись вмятины, оставленные то ли мебелью, то ли не в меру разогнавшимися цеппелинами.
Дальше по коридору была другая комната. Наша подруга ввела нас и объявила:
— А вот и он!
Явно это было место, где все девицы обитали — иногда в буквальном смысле слова. Если бы я хотел вообразить артистическую уборную в баре, где исполняют танец живота, то представил бы полуобнаженных девиц перед зеркалами, обрамленными большими лампами, но это было совсем не то; скорее уж помещение походило на небольшую гостиную. Тут было чисто, стояли три или четыре канапе, парочка кресел, висели несколько зеркал. Еще присутствовала табличка «Не курить» — правило, которое, насколько я мог унюхать, соблюдалось, а также доски объявлений, где значилась бесконечная череда университетских встреч и прощальных балов.
Все разом подхватили:
— Привет! Как поживаешь, детка? — Это уже к Келли.
Я посмотрел на женщину в полицейской форме, юбка у которой была явно не уставной длины:
— Я ищу англичанина по имени Пат. Он говорил мне, что часто здесь бывает.
Две девицы утащили Келли в уголок:
— Как тебя зовут, милочка?
Тут уж я ничего не мог поделать.
— Ее зовут Джози, — сказал я.
Девицы в фантастических одеяниях так и вились кругом. На одной был индейский наряд с бахромчатыми рукавами из оленьей кожи, отовсюду торчали перья.
— Тебе нравится? — спросила она у Келли и стала надевать на нее свою куртку.
Келли смотрела на нее широко раскрытыми глазами.
Я продолжал беседовать с самой прекрасной из женщин Вашингтона:
— Понимаете, вышла страшная путаница с датами. Мы рассчитывали встретить Пата, чтобы они с Джози могли поехать на каникулы. Нет, никаких проблем. Я за ней пригляжу, но уж больно ей хочется его видеть.
— Мы Пата много лет не видели, но Шерри должна знать, он за ней ухаживал. Что-то она запаздывает, но скоро должна подойти. Если хотите остаться, подождать ее — прекрасно. Налейте себе кофе.
Я прошел в глубину комнаты и присел с чашкой кофе в руке. Для меня это было похоже на смерть и последующее вознесение, но полностью расслабиться не давал страх, что Келли что-нибудь сболтнет.
Кругом валялись учебники. У сидящей на канапе девушки был такой вид, будто она только что из турецкого гарема; между тем она держала перед собой ноутбук и выстукивала на нем свой диплом.
Через двадцать минут дверь распахнулась, и девица с черной спортивной сумкой, запыхавшаяся, с растрепанными волосами, как сумасшедшая ворвалась в комнату.