Все прекрасное – ужасно, все ужасное – прекрасно. Этюды о художниках и живописи
Шрифт:
Чем Вагрич отличается от шутника? Тем же, чем театр абсурда от театра сатиры.
«Парадокс» – ключевое слово в лексиконе описания творчества художника. Парадокс как способ исследования мира.
И что особенно важно: после Бахчаняна мы слышим и видим мир чуть иначе.
Многие идеи Бахчаняна впоследствии поселились в творчестве других художников. Прижились там и сделались важнейшими в искусстве вышеозначенных авторов.
В 1969 году Бахчанян создал замечательное произведение: небольшой коллаж «Праздничная Москва». На стенах Центрального телеграфа (советский аналог Тайм-сквер) наряду с идеологическими иллюминациями и портретом Ленина,
Как мы знаем, подобная идея спустя годы легла в основу направления соц-арт.
В 1982 году художник Александр Косолапов создал произведение «Ленин и кока-кола», выполненное в стилистике рекламного щита. Где в одном пространстве изобразил профиль Ленина и логотип кока-колы. Далее Косолапов сделал проект в виде коллажа, изображающего данный билборд, водруженный на центральном здании нью-йоркской Тайм-сквер.
Вагрич первым стал изображать Сталина в нетрадиционном абсурдном контексте. В дальнейшем подобный Сталин появился в серии картин Виталия Комара и Александра Меламида «Ностальгический реализм» («Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство», «Сталин среди муз», «Однажды я видела Сталина», «Рождение соцреализма»…). Работы пользовались несомненным успехом. Бахчанян рассказывал, что на вернисаже подошел к Комару и напомнил, что идея этих произведений принадлежит ему. Что он был первым. На что Комар со свойственной ему находчивостью ответил: «Важно не кто первый, а кто лучше».
Спустя несколько лет история аукнулась Виталию следующим эпизодом. В 1973 году Комар и Меламид написали серии картин от лица вымышленных художников-персонажей с придуманными биографиями Николая Бучумова и Апеллеса Зяблова. В 1993 году Кабаков устроил выставку в галерее Рональда Фельдмана в Нью-Йорке: «Случай в музее, или Музыка воды», где точно так же показал картины вымышленного художника-персонажа Степана Кошелева с придуманной биографией. На открытии выставки Комар поймал Кабакова и напомнил: «А ведь мы с Аликом первыми изобрели образ художника-персонажа». – «Ну вот и за руку поймал!» – отшутился Илья и пошел к гостям.
(В дальнейшем Кабаков вновь возвращался к художникам-персонажам: Шарль Розенталь и Игорь Спивак.)
Я несколько раз в день прохожу мимо коллажа Бахчаняна, висящего на одной из стен моей квартиры. Работа называется «Закат». На картинке мы видим заход солнца в морском пейзаже. Солнце изображено в виде герба Советского Союза.
Коллаж был выполнен в 1988 году как эскиз к обложке эмигрантского журнала «Время и мы». Журнал с бахчаняновской обложкой датирован 1989 годом. Приблизительно в это же время художник Эрик Булатов написал свою знаменитую картину «Восход-закат», датированную также 1989 годом, где в морском пейзаже точно такое же солнце – советский герб не то восходит, не то заходит за горизонт. Если в первом случае коллаж размером в страницу А4, то во втором 2-метровая картина, написанная маслом.
Вот картина Вагрича, подаренная мне в день рождения; на светло-зеленом фоне начертано более темным бытовым шрифтом: «Картина, написанная специально для Гриши Брускина 21 октября 1998 года». А вот еще розовым по синему: «Картина, написанная специально для Гриши Брускина 21 октября 2008 года».
А продолжение? 2010?.. 2013?.. 2015? Увы!
А вот: замурованные книги. Книжные гробики: «В. А. Бахчанян „Тихий Дон Кихот“», «В. А. Бахчанян „Сын Полкан“», «В. А. Бахчанян „Отцы и дети капитана Гранта“», «В. А. Бахчанян „Витязь в тигровой шкуре неубитого медведя“»… Ни открыть, ни полистать. В каждом томике – заповеданное человеку тайное знание. Чтение запрещено.
Собрание сочинений книжных гробиков оказалось неполным.
Уже шесть лет прошло, как…
…Вагрича нет.
Близкий родственник или друг, умирая, оставляет внутри нас лакуну. Свою заветную территорию. Место обитания.
Духа? Призрака?
Нам не надо назначать свидание. Во сне и наяву он – гений места – всегда там ждет, когда бы мы ни вздумали его навестить. Мы приходим и договариваем то, о чем при его жизни не успели или забыли сказать. Или же просто продолжаем когда-то оборванную беседу.
При жизни Вагрич производил впечатление спокойного, уравновешенного, уверенного в себе человека.
Тем более пронзительным был шок, когда внезапно пришло известие о его самоубийстве.
Борис Свешников
Конец 60-х. Возбужденный, суетливый коллекционер Александр Глезер показывает свое собрание. Первая увиденная мной (или первая запомнившаяся) картина Бориса Свешникова – оживший обнаженный труп не то залезает в гроб, не то вылезает из гроба («Мастерская гробовщика») – произвела удручающее впечатление. Это впечатление мешало мне долгие годы понять искусство одного из самых оригинальных художников московского неофициального искусства.
Начало 80-х. Квартира Свешникова. Старинная мебель. Картины. Иконы на стенах и в красных углах. Чай из круглого медного самовара. Немногословный художник. На произведениях и на значительном лице хозяина печать непросто прожитой жизни.
Итак, господа, Танатос!
Любовь с первого взгляда.
«Век-волкодав» забросил пылкого юношу прямиком из художественного училища сначала в одно гиблое местечко, затем в другое. С гнусными названиями (как следует из подписей под рисунками): «Ухтимжлаг» и «Ветлосян». Там-то нашему художнику Она и назначила первую свиданку. Там-то и завязались романтические отношения. Длиной в жизнь. Там-то и возникла любовь. Любовь жертвы к мучителю.
Подобно герою фильма Ингмара Бергмана «Седьмая печать», наш герой затеял партию в шахматы со Смертью. Смерть, пожав руку противника, не выпустила ее. И отныне водила пером художника, доводя его (свое) мастерство до совершенства.
У Свешникова есть картина: овраг, земля вперемешку со снегом; на переднем плане в правом углу – затерявшиеся очки. Соблазнительно представить: художник очки подбирает, надевает и, как ученый, взглянувший в только что изобретенный микроскоп, всматривается в новый потаенный мир. Скудный пейзаж оживает и заселяется.
Пространство, в котором происходит действие обнаруженного мира, более всего походит на Арканарское королевство из повести братьев Стругацких «Трудно быть богом»: хоть новая планета и напоминает средневековую Европу, это не прошлое. События происходят в данную минуту в параллельном мире. И смерть тут пахнет не брейгелевской чумой, а лагерем. Рисунки художника становятся хроникой событий на обнаруженной планете.
Тщета, нищета, скверна. Не тело, а бренная плоть. Не любовь, а блуд. Самоубийцы, виселицы. Крысы, волки в человеческом обличье. Покосившиеся лачуги, комнаты-пеналы, комнаты-колодцы, заборы, закутки, ямы. Не дороги, а сгнившие мостки. Лестницы, тропинки, карабкающиеся вверх по отвесной горе. Тернистые пути. Разруха. Кладбища, кресты, гробы, покойники, призраки…