Все тайны проклятой расы

Чиркова Вера Андреевна

Куст все так же хотел пить и тут уж я не выдержал. Ну, действительно, какое теперь имеет значение, молчу я или разговариваю, если через пару дней меня казнят? Или уже через пару часов?!

– Вы кустик полейте сначала, а потом требуйте, чтоб он ответы давал, - с вызовом объявляю судьям, и в комнате водворяется прямо-таки мертвая тишина.

– Почему ты считаешь, что куст духов нужно полить?
– первый раз за все время в голосе судьи слышатся отголоски каких-то эмоций.

Понять бы еще, каких именно. То ли изумление, то ли недоверие, а может и недовольство. Нет только удивления

моей неожиданно проснувшейся способностью к общению. При помощи речи. Ну и ладно, мне еще и лучше, не станут выяснять, почему раньше не хотел с ними говорить.

– Я ничего не считаю, он сам сказал.

После моего объяснения судьи молчат всего секунды три, потом один дергает за шнурок и вскоре в зал входит тот самый чиновник, который устроил нам внеочередное судилище.

– Принеси кувшин воды для куста духов.

Чиновник ничем не выразил своего удивления, это сделала его собственная спина.

Изогнувшаяся так красноречиво, что все вокруг должны были вместе с кустом высохнуть со стыда, что посмели отрывать человека от важного дела. Из-за какого-то кувшина с водой.

А вот это уже интересная мысль. Если кустик и в самом деле такой всемогущий, то почему у судейского чиновника хватает наглости считать его желанья чем-то несущественным? Ведь если посмотреть на дело с другой стороны, если нет причины опасаться наказания, значит, есть возможность поворачивать правосудие в ту сторону, в какую выгодно. Кому? Да кому угодно, если он осведомлен об этом обстоятельстве.

– Вот вода, - отдав мне кувшин, чиновник вовсе не спешит скрываться за дверью.

И я его вполне понимаю, мне и самому интересно, случится что-либо после того, как куст получит свой полив, или не случится?

Бережно прижимая к себе кувшин обмотанными тряпьем ладонями, наклоняю горлышко и тонкой струйкой лью воду на пересохшую землю. В голове откуда-то появилось твердое убеждение, что выливать все сразу нельзя. Вода просто протечет между уплотнившихся комьев и внутри они останутся такими же сухими.

Я лью и лью, и все присутствующие, затаив дыханье, следят за этим простым действом. Наконец вода закончилась, и я осторожно прикасаюсь к стволику. Ну, ты, зеленый друг, доволен или нет?

Наверное, доволен, потому что желание заниматься цветоводством как-то резко иссякает в моей душе. Жаль, только, что никакого знака я так и не вижу.

– О духи! Магистр! Взгляните!

Куда взглянуть?! Что они там все разглядели такое, чего никак не могу заметить я?

– Да, это знак, - вскочившие со своих мест судьи прилепились к решетке со своей стороны, еще больше став похожими на запертых в камере преступников.

Которым по случаю праздника принесли кашу с мясом, и сейчас раскладывают его по мискам.

И в тот самый момент, когда я был готов признать себя слепым, а всех остальных фальсификаторами, я, наконец, увидел. На конце веточки, обращенной в сторону судей, лопнула неизвестно когда набухшая почка и новый листик, бледный и полупрозрачный, выворачивается из нее, подрастая и выпрямляясь на глазах.

– Плебей Тим Грегис, по воле духов тебе даруется возможность заменить смертную казнь одним из двух наказаний по своему выбору.

– Выбирай

меня, - ударяет в спину тихий шепот Рамма, но я делаю вид, что ничего не расслышал.

Мне пока еще не сделано второе предложение.

– Ты можешь навсегда остаться с лордом Бераммонтом ре Десмор, и тогда лорд получит полное право распоряжаться тобой по своему усмотрению. Или поступить под защиту зеленого монастыря на тех же условиях. На решение одна минута.

Судьи вновь важно застыли в своих креслах, сзади отчаянно сопит Рамм, а меня разбирает нервный смех. Хорош выбор, либо признать себя рабом лорда, либо вечным монахом. Ну, вот почему у них нет третьего варианта? Хотя нет, я просто забыл, третий вариант мне зачитали немного раньше. Ну, и о чем я тогда так долго думаю?

Рамм явно мечтает загладить свою вину, и сделает все, чего я ни потребую. Вот только ни общаться с ним, ни требовать даже самой малости мне почему-то абсолютно не хочется. А значит, на самом деле никакого выбора нет.

– Я выбираю монастырь.

Тихий отчаянный стон донесся из-за спины, но я и не подумал оборачиваться. Зачем?

За свои решения я привык платить сам.

Любопытный чиновник, так и не решившийся уйти, распахнул передо мной неприметную дверь в боковой стене, которую я до этого времени считал дверцей шкафа. За дверцей, тотчас захлопнувшейся за нами, оказался длинный коридор, освещенный масляными лампами. Вот только горело в них что-то другое, да и знакомого запаха совершенно не чувствовалось. Откуда расторопный чиновник взял тележку, в каких перевозили немощных и больных, я не заметил, но когда ее приглашающе подвинули к моим ногам, отказываться не стал.

Парень докатил меня до черного входа, и помог сначала сойти по ступеням, а потом взобраться в коляску, запряженную холеными лошадьми.

Надо же, и колясочку наготове тут держат, хмыкнул я про себя, наблюдая, как чиновник снимает мантию и прячет в ящик под кучерским сиденьем. Наверняка многим подсудимым приходится делать нелегкий выбор, иначе не стали бы северяне, относящиеся к животным и растениям несколько более трепетно, чем жители моего королевства, мучить лошадок ожиданием.

Но уже в следующий момент, заметив выходящую на крыльцо высокую фигуру главного судьи, я начал сомневаться в собственных выводах. А когда судья стянул через голову мантию, и аккуратно сложив, спрятал под сиденье напротив, окончательно уверился, что попал по-крупному. Сердце остро кольнуло внезапно сошедшее понимание, а в душе проснулось запоздалое раскаяние. Похоже, зря я снова пошел на поводу собственных эмоций, и позволил так легко склонить себя в нужном кому-то направлении. Вот знать бы еще - кому именно.

Ехали мы меньше часа, и за это время усевшийся рядом судья не произнес ни слова.

Впрочем, теперь я уже сильно сомневался и в принадлежности этого северянина к племени судей и вообще в спонтанности всего произошедшего. Только эпизод со странным кустиком духов еще смущал невероятностью возможных выводов, а все остальное можно было легко объяснить. И хотя эти объяснения не сулили мне ничего хорошего, зато вполне вписывались в обычную логику и позволяли делать предположения и выбирать тактику.