Все зависит от нас
Шрифт:
— Хватит тебе про резину стонать! Сам-то цел?
— Да что мне будет? Вот машина…….
— Отставить про машину! Ты скажи, почему нападавших немцами посчитал? Команды на немецком слышал или ругательства? Может, форму видел?
Вопрос этот меня интересовал не праздно. Одно дело, если это боевики УПА, другое — если гитлеровцы. Простые окруженцы машину бы обстреливать не стали. Им по-тихому до своих дойти — уже счастье. Обстреливать могли или националисты, которые уже растворились среди мирного населения, или диверсионная группа. А диверсанты — это серьёзно. Захватив одиночную машину и став мобильными, да ещё воспользовавшись неразберихой наступления, они могут хороших делов наворотить…
— Не… форму не видел. А ругательства… —
Палец удивлённо посмотрел на меня и, разведя руки, добавил:
— Выходит — это мельниковцы были?
— Выходит, что так. А ты сразу — фрицы, фрицы! Чуть в заблуждение не ввёл…
Водила немного подумал, а потом, сдвинув белёсые брови, выдал:
— А по мне — один хрен. Кто в меня стреляет — все враги, а значит — немцы. И сортировкой их по национальности пусть черти в аду занимаются.
— Вах! Хорошо сказал! А сейчас, герой припозднившийся, у тебя полчаса времени — можешь искупаться.
И, хлопнув Витька по спине, придал ему направление движения к берегу. Палец обрадованно кивнул и, путаясь в штанинах, мигом скинул форму, рванув к резвящимся на мелководье мореманам.
А я опять повёл высоконаучный разговор со Степанычем об устройстве легководолазного агрегата. Хотя себе, конечно, заметку сделал во время очередной встречи с Верховным доложить о новом просветлении. И фиг с ним, что конструкцию акваланга знаю плохо. Хоть и плавал с ним всего пару раз, но ведь что-то всё равно помню. Вон даже главстаршина понимает, про что говорю. Тут главное — идея, а там пусть инженеры мозги напрягают. Тем более, эта штука для диверсий годится просто исключительно, невзирая на демаскирующие пузыри. Да и не только для диверсий. Мест применения — масса! В общем, пока болтали с Богданом Степанычем, Палец искупался, обсох, и мы, отпустив старлея, покатили в своё расположение.
По пути всё думал, сколько у меня в голове таких вот вещей находится, вроде знакомых и привычных с самого рождения, которые искренне считаешь всем известными, чуть ли не с начала времён. Но на проверку оказывающихся какими-то откровениями. Вон, например, как с радиоаппаратурой получилось. Я ведь даже и предположить не мог, что основные проблемы в ремонте тех же раций возникают при диагностировании поломки. То есть про модульные соединения тут и не слышали. Когда прибор приказывал долго жить, ремонтник вооружался схемой, тестером и начинал долго и мучительно искать сгоревшую деталь. Только когда сам поглядел на Мишку, который, третий час копаясь в потрохах передатчика, не мог понять, в чём же глюк, спросил — чего он не раскидает её по частям и не проверит поблочно. Спросил и с удивлением понял, что он меня не понимает. Тогда я ещё Ивану Петровичу докладную записку написал, в которой описал общие принципы модульной открытой архитектуры. Ну ведь мелочь совершеннейшая, правда внедряли её долго. Зато после принятия обычный армейский «маркони», судя по таблице неисправностей, вклеенной в крышку станции, мог просто тупо менять горелый блок на исправный и всё! А остальным ремонтом занимались уже специалисты в тылу, что экономило и время и нервы, да и технику фронтовые горе-умельцы не палили. Так что результаты были — ого-го! Полковник потом сказал, что по результатам проверки время, затрачиваемое на замену и ремонт вышедших из строя радиостанций, снизилось в несколько раз. Тут «виллис» особо резво подскочил на очередной кочке, а я, прикусив язык, отвлёкся от мыслей о глобальном и стал просто наблюдать за дорогой.
А ещё через несколько дней в комнату, где все отдыхали, с горящими глазами заскочил Леха.
— Вы тут дрыхнете, а там! Там! Я уже насчёт машины договорился! Давайте быстрее!
Гусев, приоткрыв один глаз, недовольно пробурчал:
— Чего ты орёшь? Чего — там? Немцы, что ли?
— Какие немцы! Там к Громову — Утёсов приехал! Мишке из штаба армии знакомый связист звякнул.
Из коек все вылетели, как наскипидаренные. Ну ещё бы! Утёсов в те времена был фигура! По-современному — суперстар! Это если в наше время слепить Кинчева, Круга и Пугачиху, то уровень популярности был бы приблизительно тот же. Хотя звёзды приезжали на фронт не в первый раз, но интересовали меня далеко не всё. Помню, когда приезжала Орлова — я даже не пошёл на концерт. Толщина ног советской дивы и её пронзительный голос ввергали мою разборчивую натуру в уныние. А вот шансон с джазом уважал всегда. Поэтому уже через пять минут мы выслушивали наставления полковника, стоя возле «виллиса». Иван Петрович, назначив старшим команды Гусева, выдал короткий инструктаж, предостерегая от различных залетов и посетовав, что у самого нет времени послушать знаменитый оркестр, наконец дал разрешение на выезд.
На место будущего выступления приехали слишком рано. Солдаты только-только заканчивали сколачивать помост, который выполнял роль сцены. Утёсов со своей джаз-бандой готовился к концерту, располагаясь в здании школы, находящейся рядом со штабом. Причём охрану усилили настолько, как будто ждали высадки немецкого десанта. Хотя просачивающиеся отовсюду поклонники были похлеще фрицевских диверсантов. Те, кто помладше званием, пытались проникнуть в школу окольными путями. Кто постарше, наезжали на охрану возле главного входа. Но все получали облом. К самым борзым и крикливым выскочил начальник штаба и поимел в извращённой форме, невзирая на звания и награды.
Мы наблюдали за фанатами со стороны, держась подальше, чтобы не попасть под горячую руку. Честно говоря, никогда не понимал таких людей. Вон целого лётного капитана, парня лет двадцати пяти, с двумя орденами «Отечественной войны» и «Красной Звездой», как пацана, натыкали носом и дали от ворот поворот. А оно ему надо было? Неужели желание поручкаться со знаменитостью затмило всё остальное? Пока, сидя в тенёчке, перекуривали, к нашей лавочке по большой дуге приблизился тот самый, обломанный кэп. Видно было, что парню хочется как-то оправдаться за недавний позор, свидетелями которого мы стали. Присев рядышком, он, поздоровавшись и тоже закурив, сказал:
— Вот ведь паразиты, так и не пустили… Вы, мужики, не подумайте, я ведь не какой-то, — он пошевелил пальцами, подбирая слово, — поклонник, который за автографом гоняется. Дело к Леониду Осиповичу имел важное. У нас ведь в полку ребята тоже свой джаз организовали. Хотелось про кое-какие вещи специфические у него узнать.
Я, выпустив пару красивых колечек, лениво ответил:
— Ну и спросишь после концерта. Сейчас чего на рожон-то лезть?
Капитан только рукой махнул:
— После концерта его моментально начальство к себе утащит. Тогда — точно не подберёшься…..
Тут влез Пучков:
— А когда всё начнётся?
— Часа через четыре, когда народ из запасного полка подведут.
Вот блин! И что мы целых полдня делать будем? А всё Мишка — быстрее, быстрее! Сиди здесь теперь как додик. Можно, конечно, штабных знакомых навестить, но сейчас пообщаться толком всё равно не получится… Лётчик тем временем, докурив, поднялся и махнул нам рукой:
— Ладно, славяне! Счастливо оставаться! — И помолчав секунду: — А всё-таки жаль, что с таким человеком лично поговорить не получилось! Это ведь глыба! Талант!
И здесь меня удивил Гусев. Странно хмыкнув, он ляпнул:
— Ну с одной знаменитостью, ты уже поговорил…
Капитан удивлённо остановился:
— Не понял?
— А что тут понимать? Песню «Як-истребитель» слышал? Автор, знаешь, кто?
— Знаю, конечно — Лисов Илья.
— Ну так ты с ним только что и говорил…
Серёга кивнул в мою сторону, и пришлось, не вставая, отвесить шутливый поклон.
Летун не поверил:
— Да ну мужики… пулю льёте…
Но потом, поняв, что мы не собираемся ничего доказывать, изменился в лице и всё ещё недоверчиво спросил: