Все зависит от нас
Шрифт:
После слов немца о втором катере я, почесав репу, приказал припарковать нашу лодочку в густых камышах, на правом берегу реки. И не прогадал. Можно, конечно, было попробовать, заглушив двигатель, проскочить по течению мимо стоянки патрульника, но прикинув, что сейчас творится на берегу, передумал. Загонщики из ягдкоманды наверняка успели нажаловаться всем кому можно, что уже практически взятые в плен русские диверсанты были нагло уведены у них прямо из-под носа. Причём дело не обошлось без головотяпства речников, которые сдуру дали себя захватить. Воочию представив себе наезды раздосадованных эсэсовцев
Мимо стоянки второго катера прошли на цыпочках, заглушив движок и даже не разговаривая. Если бы там был прожектор, просто светящий поперёк реки, дело могло кончиться очень плохо. Но прожектора не было, зато было слышно, как на берегу громко переговаривались солдаты. То есть разговаривали они нормально, просто над водой звук далеко разносится.
Продрейфовав мимо этого разворошённого муравейника, дали малый ход, только отплыв километра на два ниже. А уже под утро в одной из проток нашли шикарное место для стоянки. Там были очень удачно растущие прямо возле обрывистого бережка кусты, рядом с которыми мы и спрятались. В предрассветных сумерках, нарубив веток, напихали их в ячеи масксети, ещё лучше замаскировав катер, и теперь издалека он ничем не выделялся от остального прибрежного пейзажа. Попутно оглядели округу, пытаясь сориентироваться. Получилось довольно хреново. В смысле привязки на местности. Поблизости ни одного более-менее толкового ориентира не наблюдалось. Немецких укрепрайонов тоже не было. Они остались выше по течению, там, где местность менее заболочена и есть рокадные дороги. Правда километрах в двух нашли просёлок, но, судя по следам, им сто лет никто не пользовался. Во всяком случае, после последнего дождя тут никто не ездил. Людей, вероятно по случаю раннего времени, тоже не было.
В общем, покрутившись часов до восьми утра, убрались на свой катер, так как уже просто валились с ног. Зато вечером народ, отоспавшись и отожравшись, был бодр, весел и глядел орлом.
Перед отплытием опять вышли на связь с Колычевым. Он приказал не дёргаться с переходом линии фронта, а выходить в квадрат 24–30 и там, затаившись серыми мышками, ждать подхода наших войск. Обещал, что дня через четыре туда должны подойти танки Павленко. Если вдруг что-то пойдёт не так, то действовать по обстоятельствам.
Блин, это значит опять в «могиле» отлёживаться, фрицев через себя пропуская. Как я это не люблю… «Могила», это типа узенького окопчика, очень хорошо замаскированного. Мы так в начале войны делали, когда фрицы пёрли. Далеко не всегда ведь самолётом заброска была. А через нейтралку ползать, удовольствие ещё то… шансов пятьдесят на пятьдесят. Если же «могилу» нормально приготовить, то по ней взвод солдат может пройти и ничего не заметить. А ты дождёшься, когда войска дальше продвинутся, и по темноте выползаешь из земли эдаким Дракулой Задунайским уже в тылу у немцев.
Можно и сейчас так сделать. Отрыть щель под каким-нибудь кустом, замаскировать и ждать, когда гитлеровцы откатятся. Конечно, не сразу внутрь залазить, а то охренеешь там лежать. Нырнуть туда в последний
Правда, нам это соблюдение порядка только на пользу. А то финками окапываться очень несподручно. Но всё равно, думаю, «могилы» будем рыть только в крайнем случае — если ничего больше подходящего не найдём. Уж очень в них отлёживаться стремно…
Ночью пробрались мимо ещё двух точек базирования речных катеров, и Меер виновато сказал, что дальше их зона ответственности заканчивается. То есть он просто не знает, что впереди делается. Знает только, что там дежурит третья группировка, но где и как, лейтенант был не в курсе. Поэтому привычно пристав к берегу и сменив пожухлую маскировку, опять остановились на днёвку.
Вообще пока дела идут нормально. Ноги не сбиваем, на хвосте никого нет, тем более что от места эвакуации ребят с армейской разведки отмахали, наверное, километров тридцать как минимум. Так что здесь искать нас точно не будут. А ближе к вечеру состоялся разговор с потерявшим всякую надежду остаться в живых пленным мореманом. Если в первую ночь он ещё выглядел бодрячком, то сейчас поник и пал духом. Поэтому, когда пригласил его на нос, он только вздохнул и, не поднимая головы, двинулся в указанном направлении. Я же, достав листок и карандаш, протянул ему, приказав:
— Пиши.
Меер удивлённо уставился на меня:
— Что писать?
— Документ о сотрудничестве. Я тебя обещал не убивать, обещание своё сдержу. Но и мне страховка нужна, поэтому пиши — «Я, лейтенант Курт Меер, командир катера номер 027 Днестровской речной флотилии, как человек, горячо сочувствующий коммунистическому движению…»
На этих словах фриц изумлённо уставился на меня. Пришлось сдвинуть брови и уточнить:
— Не понял? Что-то не так?
— Нет-нет, продолжайте…
Пленный поспешно опустил голову и приготовился писать дальше.
— Так вот… «Сочувствующий коммунистическому движению, выражаю желание сотрудничать с советской военной разведкой…» — Я заглянул, что он там корябает. — Советской с большой буквы пиши… ага… «…и готов выполнять все приказания, исходящие от Советского командования». Теперь ставь число и подпись.
Забрав листок, просмотрел каллиграфическим почерком написанную расписку.
— Молодец. Только есть ещё одно дело. Там, внизу находится человек из твоей команды. Механик…
Лейтенант кивнул:
— Фриц Штаух….
— Пусть будет Фриц. Так вот — сам решай. Или он пишет такую же расписку и мы вас отпускаем обоих, или, если тебе свидетели не нужны, ты уходишь один…
— А Штаух?
— А Штаух с дыркой в голове отправляется на дно.
Для себя же решил, если сейчас бывший капитан этой посудины проявит гниль и захочет избавиться от свидетеля, то, невзирая на данное слово, валю обоих. Правда, Курт приятно удивил. Даже не задумываясь, он тут же согласился на присутствие очевидца своего предательства, лишь бы их отпустили вдвоём. Я только кивнул и приказал вытащить из машинного отделения второго немца.