всё

Вечер наигранной доброжелательности и улыбок определенно затягивался. Шерлок нервно смотрел на часы, не утруждая себя мыслями о том, что кому-то это может показаться нетактичным. В конце концов, о каком такте может идти речь, когда он впустую потратил уже три часа своего времени? Стараясь переключиться с этих раздражающих мыслей на что-то более конструктивное, он вспоминал подробности последнего дела, которое он взял у Лестрейда. Примерно на обдумывании возможных вариантов более тщательного перепрятывания тела, его и прервал голос матери:

– Шерлок, милый, а помнишь какое чудное было лето, когда Майкрофт приехал на каникулы, чтобы познакомить всех со своей девушкой?

– Мне было тринадцать, конечно я помню, - недоуменно отвечает

О, он очень хорошо помнил это лето. Несмотря на свой возраст, он уже тогда был внимательнее и умнее не только своих сверстников, но и большинства окружающих его взрослых. Проблема, как и всегда, была в том, что все эти окружающие не желали слушать его, считая, что знать правду не так уж и важно, а некоторые вещи надо обязательно прикрывать ложью. Шерлок никогда не понимал, зачем пытаться лгать, если делать этого не умеешь.

* * *

Славная девушка Фиона понравилась всем без исключения. Майкрофт явно гордился тем, что его пассия пришлась по душе не только родителям, но и всем приглашенным родственникам, которые уже после пятнадцати минут общения с молодой леди, стали перемигиваться и откровенно громким шепотом обсуждать возможность скорой свадьбы.

И, конечно же, никто, кроме Шерлока не заметил очевидного – Фиона изменяла Майкрофту. Причем, судя по тому, как открыто она носила кулон, указывавший на это, девушка не утруждала себя попытками скрыть измену. Или же просто считала, что все вокруг настолько глупы, что не видят этого.

Сложно сказать, что в тот момент в Шерлоке взыграло чувство справедливости или обиды за родного брата. Скорее ему было просто необходимо указать на невнимательность всех остальных. Поэтому после обеда, когда вся семья и гости собрались в гостиной, он не мог упустить возможность указать на этот факт нечистоплотности избранницы Майкрофта.

Сначала часть гостей смущенно засмеялась, как это обычно и бывало – кто-то решил, что это такая неудачная шутка, а кто-то просто не мог сидеть молча в подобной ситуации. Шерлока это не остановило, и тогда он подробно объяснил логику своих умозаключений, чтобы ни у кого не осталась и тени сомнения, что он прав, а девушка Майкрофта лжет всем в лицо: украшение явно указывало на то, что оно не могло быть ни подарком брата, ни просто безделушкой, за которую она пыталась его выдать. Малозаметные на первый взгляд детали, такие, как гравировка, выглядящая как вязь или использованные камни, не позволяли допустить, что это был подарок друга или подруги. Следовательно, оставался лишь один вариант – любовная связь.

Реакции со стороны родителей не последовало - они сидели с застывшим выражением лица, сама Фиона с возмущенно раскрытым ротиком, гости с затаенным в глазах ожиданием спектакля. Всеобщее молчание нарушил лишь Майкрофт:

– Шшшерлок, - на выдохе произнес, практически прошипел он его имя, - немедленно встань и выйди, - он приказывал, даже не пытался сделать вид, что это просьба.

Шерлок, конечно же, только недоуменно передернул плечами и остался сидеть на своем месте, делая вид, что выбирает себе пирожное повкуснее. Все остальные все еще сидели беззвучно, и только переводили удивленные взгляды с Майкрофта на Фиону. В итоге Майкрофт не выдержал, вскочил с кресла и, подлетев к младшему брату, схватил его за руку, чтобы насильно вывести из гостиной. А гости продолжали все так же молча наблюдать за маленькой семейной сценой – чертовы аристократы с их чувством такта.

Майкрофт отвел его тогда в свою спальню. Он захлопнул дверь, оттолкнул от себя младшего брата и начал спешно вынимать ремень из своих брюк. Довольно тонкий, шершавый – успевает отметить про себя Шерлок, перед тем, как брат грубо уложил его себе на колени и спустил брюки, оголяя нежную кожу ягодиц.

– Это должно стать тебе уроком, Шерлок, - тихо и зло произнес он, прежде чем нанести первый удар, который показался оглушительно звонким в напряженной тишине комнаты.

Шерлок прекрасно понимал, что сейчас произойдет, но, тем не менее, обжигающая боль все-таки стала неожиданностью. Он вскрикнул, его глаза наполнились горячими слезами обиды. Майкрофт же не мог отвести взгляда от набухшего от удара красного рубца.

– Тебе не должно все сходить с рук, Шерлок, - второй удар и вторая полоса вспыхнула на обнаженной коже.

Этот удар Шерлок уже сносит, крепко стиснув зубы. Как бы ему не было больно и обидно, он ни за что не посмеет показать брату эти чувства. И хотя слезы щиплют глаза, а в горле стоит ком, он не произносит ни звука.

– Ты должен усвоить некоторые правила, - третий удар.

Четвертого удара Шерлок ожидал, крепко зажмурившись, стараясь не думать об этой унижающей боли. Вдох-выдох. Он не ожидал, что это будет так обидно. Он не ожидал, что его брат способен на такое. Но удара все не следовало. Он все еще лежал на коленях у Майкрофта, с голой задницей, с глазами, наполненными обжигающими слезами, и с чувством стыда в груди. Они оба тяжело дышали, их сердца стучали бешено, вразнобой. И когда Шерлок совсем было потерял терпение, когда лежать, предвкушая, опасаясь нового удара, стало совсем невыносимо, Майкрофт аккуратно, едва касаясь, самими кончиками пальцев провел по одному из рубцов:

– Я не хотел причинять тебе боль, Шерлок, - все так же тихо, но уже виновато, произнес он, обводя пальцами узор, оставленный ремнем.

Он тяжело сглотнул и уже немного жестче добавил:

– Но тебе необходимо научиться слушаться. По-другому я не мог, Шерлок…

Если удары Шерлок был готов выносить тихо и безропотно, то извинения Майкрофта за них – нет. Он вскочил с его коленей и попытался натянуть брюки, когда понял, что прикосновение ткани к воспаленной коже вызывают новую ноющую боль. Зашипев от этих ощущений, он посмотрел в глаза Майкрофту и произнес, выплевывая каждое слово:

– Этого я тебе никогда не забуду.

* * *

Уже потом Шерлок узнал, что Майкрофт был в курсе измен своей девушки. Но расстаться с ней накануне избрания председателя элитного студенческого клуба позволить себе не мог – репутация превыше всего.

Несмотря на детское обещание, Шерлок спустя какое-то время довольно легко забыл и обжигающие прикосновения ремня и успокаивающие, снимающие боль пальцы Майкрофта. И обида на брата, конечно же, прошла – Шерлок всегда отдавал себе отчет в том, что был несносным ребенком: изводил родственников и гостей семьи, одноклассников и учителей, а больше всего, конечно же, доставалось брату, ведь он всегда был таким сдержанным, невозмутимым, непробиваемым… Это злило Шерлока, когда он был ребенком, это стало вызывать раздражение, когда он повзрослел. Но, тем не менее, до последней поездки в дом своих родителей он даже не вспоминал об этом инциденте. Воспоминания не пробудили в нем ни злости, ни обиды, ни чувства унижения… только легкое волнение, что-то вроде тревоги в районе солнечного сплетения, учащенное сердцебиение. Вдох-выдох. Главное ничем себя не выдать. Ему было просто необходимо поехать домой.

Провокации – вот чем был занят ум Шерлока следующие недели. Нет, он не забросил расследования. Но практически каждый свой поступок, который мог стать известен его брату, он начал планировать как провокацию. Вызвать его на конфликт, разозлить, задеть, унизить. Это должно унять жжение в груди, трепет в животе, развеять вязкий туман в голове – это просто сводит его с ума!

Невозможно постоянно думать о прикосновениях. Нельзя допускать, чтобы нелепые желания вмешивались в налаженную работу его ума. Было необходимо найти выход, и Шерлок искал его. В ход шли Лестрейд и места преступлений, под ударом были Джон и домашний покой, все, кто были хоть как-то причастны к нему и Майкрофту, все, кто попадали под прицелы видеокамер и прослушек брата. Он должен был найти выход.