Всегда говори «Всегда» – 4
Шрифт:
И может быть – позвонит. Или придет…
Юрке почему-то часто снился один и тот же сон.
За окном ливень, звонок в дверь, он открывает, а там – промокшая, дрожащая Марина с распущенными волосами.
– Юр, – говорит она, – меня папа из дома выгнал…
Юрка начинает хохотать, потому что знает – дядя Гена отличный мужик, и Маринку он из дома только с одной целью выставил – чтобы она к нему пришла. Чтобы промокла как следует под дождем, промерзла и поняла, кто ее по-настоящему любит…
Он – Юрка!
Любую ее возьмет – мокрую, несчастную,
Он подхватывает Марину на руки – она невесомая – и заносит в квартиру. Но до дивана донести не успевает – она тает, испаряется, превращается в фантом и… звонко отдаленно смеется над его сном.
Так же, как тогда – отказывая ему.
Он почему-то верил, что когда-нибудь она постучится к нему. Промокшая и с распущенными волосами. Иначе – к чему тогда этот сон?
Но он должен создать обстоятельства, при которых она захочет к нему постучаться. Нобелевская премия ему не светит, поэтому надо хотя бы стать мэром.
Для начала.
А там посмотрим. Если только она постучится, он и первой леди ее сделает, потому что достойнее Марины на эту вакансию кандидаток в стране нет.
Сегодня предстоял последний рывок в предвыборной гонке – очень ответственный, – теледебаты с Романом Антоновым. Роман оказался сильным соперником – крепкий хозяйственник, как принято говорить, он поднял из руин два колхоза и занимал должность заместителя мэра по аграрной политике. А главное, он не страдал от безответной любви. Впрочем, может быть, в этом и было его слабое место. Он просто хотел стать мэром. А Юрка стремился звезду достать для любимой.
Дебаты состоялись на том самом участке земли, которую Барышев выбрал для строительства нового детского дома – так было задумано режиссером трансляции, чтобы подчеркнуть остроту момента. На импровизированной трибуне, сооруженной из досок, Антонов в пафосном черном костюме от Бриони и галстуке метался с микрофоном в руке перед Градовым, который предпочел для ответственного мероприятия джинсы и черный свитер.
Оператор едва поспевал за Романом.
– Надо обеспечить людей рабочими местами! – втолковывал немногочисленной массовке и телезрителям Антонов. – Для этого нужно строить за-во-ды! – Роман даже топнул ногой в запале. – Вот здесь, на этом самом месте, – он вонзил палец в пространство, указывая на деревянный настил, – я хотел построить новый завод на тысячу рабочих мест! Но его не будет! Эту землю продают!
В массовке раздался неодобрительный гул.
– Продают! – выкрикнул Антонов, вложив в это слово весь свой сарказм и презрение и метнув грозный взгляд на Градова.
«А вдруг она дебаты не смотрит, – подумал Юрий. – Вдруг она принципиально не смотрит программы, в которых участвую я?!»
От такой мысли ухнуло сердце и пересохло во рту. И вообще, с чего он взял, что, если станет мэром, – да хоть нобелевским лауреатом! – она постучит в его дверь промокшая, озябшая, с распущенными волосами?..
– Папа! – Марина вцепилась в руку отца. – Пап, ну что же Юра молчит?
Геннадий
Еще немного – и этот Антонов «уроет» его, оттянув на себя большинство избирателей. Он взял пульт и прибавил звук. И мысленно подстегнул Градова, о котором давно почему-то думал как о зяте: «Ну, Юрка, давай!»
Если бы вместо дебатов показывали футбол, он без стеснения закричал бы: «Обходи его!»
– Вы же прекрасно знаете, кому и для чего выделяют эту землю, – скованно сказал Градов. – Здесь будет новый детский дом. Трудоспособные взрослые могут позаботиться о себе, а дети-сироты – нет!
– Хорошо иметь московского покровителя-инвестора! – поставленным «театральным» голосом вскричал Антонов. – И наобещать можно что угодно, лишь бы теплое место занять! А люди как были без зарплаты, так и останутся!
Его пафос поддержали жидкие аплодисменты и крики «Верно!».
Марина опять схватила отца за руку.
– Папа, что же это делается?! Он не прав!
– Зато трещит как сорока, – проворчал Геннадий Валерьевич. – И пируэты, вишь, какие по сцене пишет… Эх, надо было Юрке бальными танцами перед выборами заниматься…
Тем временем на экране запойного вида мужик проорал:
– Правильно говорит Антонов! Что мне сироты?! О моих детях кто позаботится?!
– Да обходи ты его! – не выдержав, крикнул отец.
Но Градов вдруг отложил микрофон и ушел со сцены.
– Э-эх! – с досадой махнул рукой Геннадий Валерьевич, в сердцах затушил «беломорину» в старой мраморной пепельнице. – Пропал наш Юрка!
Марина встала и ушла, ничего не сказав.
А ведь могла бы вдохновлять парня на подвиги, с горечью подумал Геннадий Валерьевич. Один ее ласковый взгляд – и Юрка этого «радетеля народных чаяний» двумя словами уложил бы на лопатки!
Надя, собирая в сумку Ольгины вещи, обнаружила в шкафу картину – робкий, едва занимающийся рассвет.
Картина была написана маслом и отличалась от всех Ольгиных работ трогательной незавершенностью – словно художник торопился или боялся чего-то.
Впрочем, Надя точно знала – боялся. Ольга полтора года не рисовала. Столько же, сколько она убивалась по Димке.
Надя повесила картину на стену – прикрепила кнопкой с вызывающей оранжевой шляпкой. А чего красоту в шкафу зарывать? Пусть интерьер украшает. И напоминает – не способна никакая Оксана поставить крест на твоем таланте.
Только смерть может поставить точку. Только смерть. На таланте, любви и мечтах…
Ее мысли прервала Машка. Она подбежала, дернула Надю за руку и позвала:
– Теть Надь!
– Что, Машунь? Мама приехала?
– Нет. Компьютер сломался, – трагически сообщила Маша.
– Вирусов нахватали? – всполошилась Надежда. Она взяла Машу за руку и повела в детскую. – Пойдем, посмотрим!
Она ничего не понимала в вирусах, но не проявить к проблеме внимания не могла. Посмотрит и скажет – мастера позовем!