Всего лишь поцелуй
Шрифт:
— Потому что в один прекрасный день я посмотрел на нее и понял: я не хочу, чтобы эта женщина была матерью моих детей.
— А-а-а…
— Не то чтобы она вообще не собиралась быть матерью… Она сказала мне, что произведет на свет ребенка для меня, но у нее нет ни малейшего желания его растить. А я прекрасно знал, что это такое — воспитываться бесконечными нянями и гувернантками. Я хотел, чтобы у моих детей была мать. Но я давным-давно понял, что не гожусь для семейной жизни.
«О, Люк, да ты просто создан
— Почему нет?
О, как трудно было что-то утаить в этом прокуренном баре с тусклым освещением и негромкой, создающей интимную атмосферу музыкой… Сама обстановка располагала к откровениям.
— Мне кажется, чтобы иметь хорошую семью, нужно быть ее частью.
— Не знаю, соглашусь ли с тобой. — Джесс накрыла своей ладонью его ладонь. — Ты думаешь, все было бы иначе, если бы ты не потерял мать в столь юном возрасте?
Люк гадал, стоит ли рассказывать ей об этом… в конце концов, это не было тайной. Впервые в жизни его неудержимо тянуло поделиться этим с кем-то… хотелось, чтобы Джесс открылся кусочек его души. Завтра он наверняка пожалеет об этом…
— Нет, не думаю, что все было бы иначе. Моя мать — довольно непостоянное создание, судя по тому, что я слышал, — отказалась от меня, когда мне было три года, а спустя несколько дней разбилась в автокатастрофе. А мой отец был ветреным эгоистом, менявшим женщин как перчатки. У детей, выросших в неблагополучных условиях, не складываются перспективные зрелые отношения и хорошие семьи. Основы психологии.
— Все это такая чепуха! Но вернись на мгновение назад. — Джесс нахмурилась. — Мать тебя бросила?
— После аварии в ее машине нашли чемоданы, набитые одеждой и личными вещами. Там не было ничего моего.
Люк почувствовал, как нервно задергалась мышца на подбородке, и закрыл глаза. Это произошло больше тридцати лет назад — почему же до сих пор было так больно? Интересно, он когда-нибудь перестанет гадать, что же такого наделал, заставив мать уехать, не взяв его с собой? Ему было всего три года, ради всего святого…
Джесс покачала головой и накрыла его кисть обеими ладонями. На ее лице читалось настойчивое желание разобраться.
— Кто тебе сказал, что она бросила тебя? И когда?
— Мой отец… вся моя жизнь. — Люк запустил пальцы в волосы. — Это был его обычный способ заканчивать разговор: «Неудивительно, что мать тебя бросила…» К этому сводилась любая претензия. Не смог поймать мяч, не попал в команду по плаванию, не был первым в классе.
Рот Джесс потрясенно открылся, глаза вспыхнули гневом.
— Это… дьявольски жестоко! Как же тебе удалось стать таким успешным, таким цельным, таким сильным после того, как тебя постоянно кормили подобными упреками?
Люк это прекрасно знал: потому что был чертовски упрям и слишком горд, чтобы
— И… прости, но я не верю, что мать тебя бросила. Я видела вашу фотографию в твоей спальне — то, как мать смотрит на тебя. Нет, меня на эти россказни не купишь. Она любила тебя… наверняка всему этому есть другое объяснение.
Люк хотел, чтобы так и было. Но, как бы он ни пенил поддержку Джесс, думать о матери было бесполезно и пагубно. Он рисковал разбередить старые раны.
Он пытался создать семью. И это обернулось крахом. Потеря мечты уязвила его гораздо больше потери жены, но он смирился с тем фактом, что Сен-Сильв никогда не станет домом для резвящихся чумазых детишек.
И какая разница, почему его мать поступила именно так? Люк все равно не мог изменить прошлое.
— Что случилось с вещами твоей матери? — Джесс наклонилась вперед, опершись ладонями о стол.
— По словам отца, она увезла с собой довольно много вещей. А остальные он выбросил. — Люк подавил зевоту, вдруг ощутив неимоверную усталость. — Помню, кто-то сказал мне, что она забрала все свои картины для предстоящей выставки. Их так и не нашли. Значит, где-то находится около тридцати картин Кейтлин Керби, если их, конечно, не сожгли и не выбросили.
— А где ты нашел те две картины?
Люк промолчал, но Джесс прочла ответ по его лицу.
— Ты купил их? О, Люк…
Ну да — по огромной цене, у практичного агента по продаже, который точно знал, какую сумму из него можно вытрясти.
Джесс, казалось, понимала, как отчаянно требовалось Люку ощутить связь с матерью — получить что-то, хранившее частичку ее души. Он осушил стакан.
— Ага.
Джесс поджала губы.
— Твой отец, конечно, умер, но он мне очень не нравится.
Люк заметил вспышку жалости в ее глазах и тут же с раздражением выпрямился.
— Не нужно меня жалеть, Джесс.
Джесс вскочила и покачала головой.
— Я и не думала тебя жалеть. Я считаю тебя одним из самых сильных, самых цельных людей, которых когда-либо встречала. Мне кажется, ты — умный, находчивый и психологически стойкий. — Она замолчала и вслушалась в звуки музыки. — Я люблю эту песню — потанцуешь со мной?
Она резко сменила тему разговора, и Люк взглянул на пустой танцпол.
— Сейчас?
Джесс кивнула и протянула ему руку.
— Да, сейчас. Что? Опять трусишь, как мокрая курица?
Усмехнувшись, Люк взял ее за руку и повел на танцпол. Положив руки на бедра Джесс, он прижался подбородком к ее виску. Проникнутая легкой грустью романтичная музыка подхватила их, и Люк напомнил, с трудом удерживаясь от смеха:
— Помнишь, что произошло в прошлый раз, когда ты назвала меня мокрой курицей?
— Я оказалась прижатой к стене и наполовину раздетой, — прошептала в ответ Джесс.