Всемирная энциклопедия афоризмов. Собрание мудрости всех народов и времен
Шрифт:
Притворяясь, будто мы попали в расставленную нам ловушку, мы проявляем поистине утонченную хитрость, потому что обмануть человека легче всего тогда, когда он хочет обмануть нас.
Причинять людям зло большей частью не так опасно, как делать им слишком много добра.
Проницательность придает нам такой всезнающий вид, что она льстит нашему тщеславию больше, чем все прочие качества ума.
Противоположностью добродетели является скорее слабость, чем порок.
Проявить мудрость в чужих делах куда легче, нежели в своих собственных.
Разлука
Разновидностей тщеславия столько, что и считать не стоит.
Разум всегда является жертвой обмана сердца.
Раскаяние – обычно не столько сожаление о зле, которое совершили мы, сколько боязнь зла, которое могут причинить нам в ответ.
Ревнивая жена порою даже приятна мужу: он хотя бы все время слышит разговоры о предмете своей любви.
Ревность всегда рождается вместе с любовью, но не всегда вместе с нею умирает.
Ревность, недоверие, боязнь наскучить, боязнь оказаться покинутым – эти мучительные чувства столь же неизбежно связаны с угасающей любовью, как болезни – с чересчур долгой жизнью.
Ревность питается сомнениями; она умирает или переходит в неистовство, как только сомнения превращаются в уверенность.
Резвость, увеличивающаяся к старости, недалека от глупости.
Самое большое честолюбие прячется и становится незаметным, как только его притязания наталкиваются на непреодолимые преграды.
Самое причудливое безрассудство бывает обычно порождением самого утонченного разума.
Самолюбие – самый большой льстец.
Самомнение побуждает больше говорить, чем думать.
Самые смелые и самые разумные люди – это те, которые под любыми благовидными предлогами стараются не думать о смерти.
Самый прекрасный подарок, сделанный людям после мудрости, – это дружба.
Своекорыстие говорит на всех языках и разыгрывает любые роли – даже роль бескорыстия.
Себялюбие наше таково, что его не перещеголяет никакой льстец.
Себялюбие – это любовь человека к себе и ко всему, что составляет его благо. Оно побуждает людей обоготворять себя и, если судьба им потворствует, тиранить других; довольство оно находит лишь в себе самом, а на всем постороннем останавливается, как пчела на цветке, стараясь извлечь из него пользу… Море с вечным приливом и отливом волн – вот точный образ себялюбия, неустанного движения его страстей и бурной смены его вожделений.
Серьезность – это поза, принимаемая телом, чтобы скрыть недостатки ума.
Сила и слабость духа – это просто неправильные выражения, в действительности же существует лишь хорошее или плохое состояние органов тела.
Сколько лицемерия в людском обычае советоваться! Тот, кто просит совета, делает вид, что относится к мнению своего друга с почтительным вниманием, хотя в действительности ему нужно лишь, чтобы кто-то одобрил его поступки и взял на себя
Скромность увеличивает достоинство и извиняет посредственность.
Скрыть наши истинные чувства труднее, чем изобразить несуществующие.
Скупость дальше от бережливости, чем даже расточительность.
Слабость характера нередко утешает нас в таких несчастьях, в каких бессилен утешить разум.
Слабость характера – это единственный недостаток, который невозможно исправить.
Слабохарактерность еще дальше от добродетели, чем порок.
Слава великих людей всегда должна измеряться способами, какими она была достигнута.
Славное имя не возвеличивает, а принижает того, кто не умеет носить его с честью.
Слишком лютая ненависть ставит нас ниже тех, кого мы ненавидим.
Слишком усердное порывание рассчитаться с долгом благодарности есть своего рода неблагодарность.
Случается, однако, что женщины, обладающие красотой блестящей, но лишенной правильности, затмевают своих подлинно прекрасных соперниц. Дело в том, что вкус, выступающий судьей женской красоты, легко поддается предубеждению, к тому же красота самых прекрасных женщин подвержена мгновенным переменам. Впрочем, если менее красивые и затмевают совершенных красавиц, то лишь на короткий срок: просто особенности освещения и расположение духа затуманили подлинную красоту черт и красок, сделав явным то, что привлекательно в одной, и скрыв истинно прекрасное в другой.
Смешное наносит чести больший ущерб, чем само бесчестие.
Смирение нередко оказывается притворной покорностью, цель которой – подчинить себе других; это – уловка гордости, принижающей себя, чтобы возвыситься.
Сострадание – это нередко способность увидеть в чужих несчастиях свои собственные, это предчувствие бедствий, которые могут постигнуть и нас.
Сочувствие врагам, попавшим в беду, чаще всего бывает вызвано не столько добротой, сколько гордостью: мы соболезнуем им для того, чтобы они поняли наше превосходство над ними.
Старея, становишься безумней и мудрей.
Старики любят давать хорошие советы, утешаясь тем, что в своем положении не могут подавать дурные примеры.
Старики потому так любят давать хорошие советы, что уже не способны подавать дурные примеры.
Старость – это тиран, который под знаком смерти запрещает нам все наслаждения юности.
Старые безумцы безумнее молодых.
Страсти – это единственные ораторы, доводы которых всегда убедительны; их искусство рождено как бы самой природой и зиждется на непреложных законах. Поэтому человек бесхитростный, но увлеченный страстью, может убедить скорее, чем красноречивый, но равнодушный.