Всемирная энциклопедия афоризмов. Собрание мудрости всех народов и времен
Шрифт:
Закон напрасно существует для тех, у кого нет ни мужества, ни средств защищать его.
Знания достигаются не быстрым бегом, а медленной ходьбой.
Изуверы не пропускают случая отстаивать гонения, указывая на пороки, вызванные их же гонениями.
История делает человека мудрым, поэзия – разносторонним, математика – проницательным, естествознание – глубоким, мораль – серьезным, логика и риторика – способным защищаться.
К тем, кому мы изменяем, мы испытываем то особое чувство злобы, которое во все времена было присуще отступникам.
Крошечный добрый поступок лучше, чем самые торжественные обещания сделать невозможное.
Кто, вращаясь в образованном и литературном обществе, стремится сделаться большим поэтом, должен сначала обратиться в маленького ребенка. Он должен расчленить всю ткань своей души. Он должен забыть многое из того, что, быть может, было для него основой его превосходства. Его собственные таланты будут препятствием для него.
Кто хорошо осведомлен о прошлом, никогда не станет отчаиваться по поводу настоящего.
Лучше иметь нереформированные законы, применяемые в реформенном духе, чем реформированные законы, применяемые в духе, враждебном всякой реформе.
Любовь толпы похожа на любовь той сладострастной волшебницы из арабских сказок, которая не только бросала своих любовников, когда проходили сорок дней ее нежности, но еще заставляла их посредством самых ужасных кар и превращений искупать свою вину и расплачиваться за то, что когда-то они слишком нравились ей.
Люди обыкновенно выражают сочувствие несчастьям отдельных лиц, но крайне безжалостны к партиям, потерпевшим поражение.
Люди, у которых нет гордости от благородных свершений своих отдаленных предков, никогда не достигнут чего-либо стоящего, чтобы их с гордостью вспоминали отдаленные потомки.
Малейшее благо в настоящем лучше, чем самые роскошные посулы в будущем.
Многие политики имеют привычку выдвигать как очевидное утверждение, что людям не следует быть свободными, пока они не способны воспользоваться своей свободой. Эта сентенция напоминает о дураке из старой истории, который решил не входить в воду, пока не научится плавать.
Могила – храм тишины и смирения.
Мы скорбим о крайностях, сопровождающих революции; но чем больше эти крайности, тем более мы чувствуем, что революция была необходима.
Наиболее сложные и глубокие стороны человеческой природы могут быть выражены только посредством слов.
Насилие – суть войны.
Непонятность и аффектация – два крупнейших недостатка стиля.
Нет ничего более благодатного для народа, чем свобода торговли, – и ничего более непопулярного.
Нет силы более разрушительной, чем умение представлять людей в смешном виде.
Общая судьба сект такова, что они приобретают великую славу святости, пока угнетаемы, и теряют ее, лишь только достигают могущества.
Оценка нами кого-либо во многом зависит от того, как это лицо относится к нашим интересам и страстям. Нам трудно хорошо думать о тех, кто умаляет или угнетает нас, но мы охотно прощаем пороки тем, кто нам полезен или приятен.
Партии по природе своей крепче держатся за свою основную неприязнь, чем за свои принципы.
Половина логических доводов плохого правления кроется в следующей софистической дилемме: если народ неспокоен, то он не созрел для свободы; если же спокоен, то не желает свободы.
Правильно решить проблему наилучшим образом можно только тогда, когда люди в состоянии свободно обсудить ее.
Правители должны не обвинять людей в отсутствии патриотизма, а сделать все от себя зависящее, чтобы они стали патриотами.
Правосудие мало-помалу превратилось в изворотливое знание, которого не может обнять ни один человеческий ум без усилий и долгой подготовки.
При деспотическом правлении люди вынуждены искать у своей партии той защиты, какую они по идее должны были получать от государства, а потому нет ничего удивительного в том, что любовь к родине они переносят на любовь к партии.
Принципы, которые самый закоренелый разбойник едва ли решился бы сообщить своему товарищу, в которых он самому себе признался бы не иначе, как под покровом какого-нибудь красивого софизма, – такие принципы преподносятся нам без всяких прикрас и провозглашаются основными аксиомами политической науки.
Причины ссоры множатся на глазах.
Раны, нанесенные тщеславию, дольше сочатся кровью, чем раны, нанесенные сердцу.
Революции, совершенные насилием, часто влекут за собой реакцию; победы разума, однажды выигранные, выиграны навсегда.
Слова, еще слова и только слова: это все, что нам оставили знаменитые философы шестидесяти поколений.
Те, кто сравнивает век, в котором им выпало жить, с золотым веком, существующим лишь в нашем воображении, могут рассуждать о вырождении и крахе; но тот, кто хорошо осведомлен о прошлом, никогда не станет отчаиваться по поводу настоящего.
То, что интересует всех, не интересует никого.
Требовать от честного человека, чтобы он действовал по внушениям своей совести, было бы излишне, а требовать, чтобы он действовал вопреки совести, значило бы оскорблять его.
Трудно представить себе более ужасное положение, чем то, на которое осужден великий человек, присутствующий при агонии разлагающейся страны, поддерживающий ее во время чередующихся приступов бешенства и отупения и наблюдающий, как один за другим исчезают все признаки жизнеспособности, пока не остается ничего, кроме холода, мрака и разложения.
Тщетно надеяться, что может быть написана такая конституция, при которой любой избранник получит большинство голосов, а любой закон – единодушную поддержку.