Всевидящее око. Из быта русской армии
Шрифт:
Утро прошло спокойно. Но в первом часу дня разведка донесла, что цепи противника вышли из Белхатова и продвигаются по обеим сторонам шоссе. Предстоял тяжелый оборонительный бой.
В начале третьего часа на нашем правом фланге завязалась перестрелка. Как мы и предполагали, немцы начали накапливаться в лесу, но пока еще из него не выходили.
– S3 -
Короткий ноябрьский день клонился к вечеру, И перед самым наступлением сумерок из лесу показались густые цепи противника, без выстрелов и перебежек приближавшиеся к нашей позиции.
Оставив меня с двумя ординарцами на шоссе, где в придорожной канаве находился штаб отряда, Лопухин сел на коня и с двумя офицерами - ординарцами - штабе ротмистром Коллониусом и поручиком Лаймингом, штаб трубачем и остальными ординарцами поехал к лейб- Драгунам, на правый фланг, за который он особенно беспокоился.
Пропло минут десять. Вдруг с правого фланга послышалась сильная пулеметная стрельба. Драгунские пулеметы открыли огонь, но немцы их вскоре обнаружили и засыпали гранатами. Я мог видеть в бинокль, как драгуны начали отступать. В этот момент на поддержку отступающих бросилась конная группа в 70 - 80 всадников. Несколько гранат разорвались около этой группы.
Я видел, как падали убитые кони и всадники.
Началась беспорядочная винтовочная стрельба, но отступившие драгунй, поддержанные конной атакой, перепли в контр наступление и на некоторое время задержали немцев.
Как я узнал потом, пулеметная команда Драгунского полка, попавшая под ураганный огонь противника, понесла большие потери. Все попытки вынести из под огня пулеметы оказались тщетными и их пришлось оставить на позиции. Тогда генерал Лопухин, посадив на коней находившийся в резерве 2-й эскадрон нашего полка, бросился во главе его на выручку пулеметов.
Пулеметы были спасены, но какой дорогой ценой!
Генерал Лопухин был смертельно ранен, его ординарец штабе ротмистр Коллониус - убит, командир 2го эскадрона ротмистр Петржкевич - смертельно ранен, а его младший офицер корнет Окунев - убит. Коню второго ординарца поручика Лайминга гранатой оторвало голову, из остальных ординарцев двое были ранены. В эскадроне ротмистра Петржкевича девять солдат были убиты и около двадцати - ранены.
Захватив с собой пулеметы и подобрав всех ране ных, наши цепи стали отходить. Я сел на коня и, не зная еще о ранении Лопухина, поехал его разыскивать. Уже темнело. Путь нашего отступления сильно обстреливался. Проехав сотню шагов я встретил поручика Лай -минга и трех ординарцев, несших на бурке раненого Лопухина, Зная, что в полуверсте от позиции, около мельницы, находится штабной автомобиль, я приказал нести раненого к машине,
В этот момент пуля прострелила мне ногу. Не чувствуя большой боли, я, прихрамывая, присоединился к печальной процессии. Вскоре мы добрались до мельницы, положили стонавшего Лопухина в машину, посадили рядом с ним тяжело раненого Петржкевича и поехали в Петроков, На станции Петроков стоял под парами готовый к отходу поезд, В него были посажены генерал Лопухин и все тяжело раненые.
При прощании Лопухин, который невыносимо страдал /у него были прострелены печень и мочевой пузырь/ перекрестил меня. Я его видел в последний раз. На следующий день он скончался в одном из варшавских госпиталей. А через три дня умер и ротмистр Петржкевич.
Проводив
Настроение в полку, потерявшем своего любимого начальника и одного из лучших эскадронных командиров, было подавленное. И офицеры и солдаты понимали, что с нашими слабыми силами невозможно будет долго удерживать во много раз сильнейшего противника. Но все знали также, что дальше отступать нельзя и что мы должны до последнего патрона оборонять Петроков к ке смеем отдать его немцам.
Никто не спал в полку в эту памятную ночь с 20-го на 21-е ноября. Полковой священник отец Малаховский поставил в углу халупы аналой, прилепил к нему восковую свечку, одел епитрахиль и приступил к исповеди желающих. Солдаты вынимали из переметных сум чистые рубахи и переодевались.
Наступило утро 21-го ноября. Проглотив по кружке горячего чая, офицеры разошлись по местам. Ожидалось, что с минуты на минуту немцы откроют огонь и перейдут в наступление. Но проходили часы, а немцы молчали.
В 12 часов дня разведчики донесли, что не -приятель, остановившись на нашей вчерашней позиции, начал на ней укрепляться* Действительно, с передовой линии можно было наблюдать в бинокль лихорадочно возводимые немцами укрепления.
Настроение у людей поднялось. Каждый понимал, что опасность миновала и что немцы, неиспользовавшие своего численного превосходства, останутся теперь пассивными. На фронте наступило затишье. А через три дня нас сменили стрелки 3-го Кавказского корпуса.
Верховный главнокомандующий, великий князь Николай Николаевич, прислал нашему отряду благодарность за отлично выполненную тяжелую задачу. Петроков был спасен и немцам не удалось вклиниться в образовавшийся между нашими армиями прорыв.
4
4 4
Что же остановило немцев под Петроковом ?
Почему генерал Войрш, располагавший 15«ООО штыков при 81; орудиях против 21;00 штыков и 21; орудий Гилленшмидта не смял наши слабые силы и не вышел в тыл 2-й русской армии ?
Никто из нас не мог ответить на этот вопрос, пока через несколько дней не стало известно, чем была вызвана эта роковая ошибка генерала Войрша.
Вот что произошло вечером 20-го ноября в штабе немецкого генерала:
Когда генерал Гилленшмидт, взбалмошный и страдавший манией величия начальник, вступил в командование двумя гвардейскими дивизиями, первым его распоряжением была реорганизация его штаба. Штаб этот разместился в одной из петроковских гостинниц / кажется "Бель Вю"/. Так как Гилленшмидт командовал второй гв. кав. дивизией, то перед штабом для ориентации ординарцев был выставлен на пике значек штаба дивизии. 20го ноября Гилленшмидт решил, что,временно командуя двумя дивизиями, он является командиром корпуса. Назначив сам себя корпусным командиром, Гилленшмидт приказал заменить дивизионный значек корпусным. Старый значек был удален и заменен новым, наспех сшитым одним из петроковских портных.