Вслед за ветром
Шрифт:
Чтобы заставить Наварро перестать думать о его временной слабости и выведать побольше, Джесс спросила:
— О чем это ты? Они никогда не обманывали нас и не нападали. Может быть, это происходило потому, что они думали, отец обладает магической силой.
— Апачи никогда не нападет, если не уверен, что победит без больших потерь. Каждый индеец волен делать то, что хочет. Они выбирают вожака на короткое время, чтобы он возглавил налет или сражение. После этого вожак становится обычным воином. Если путешественники или солдаты не вооружены должным образом или не выставляют охрану, как, скорее всего, было в группе твоего отца, они нападают безжалостно. Как только оказываешься на территории апачей, за тобой неусыпно начинают следить. И ты их не увидишь, пока не будет уже слишком поздно. Апачи следят за всем и всеми. Они очень хитры и терпеливы. Когда они вцепляются в добычу, то не отпускают ее, даже ценой смерти. Они изучают, сколько у тебя людей, какое у них вооружение, какое имущество, какой распорядок дня. Если они увидят, что ты силен, то ты спасен, даже если их больше по численности. Апачи никогда не занимают оборону. Но если добыча им очень понравилась, то у тебя не будет шансов на спасение, даже если силы будут один к десяти. Индеец Чиз, которого белые называли Кочиз, был мастером в таких операциях.
— Наверное, поэтому они так уважали папу, — сказала Джесси. — Он сотни раз применял разные уловки. Они боялись причинить ему вред, ведь они так суеверны. Он много раз рассказывал мне о тех Днях. — Джесс обхватила колени руками. — С помощью волшебного стекла он показывал им, как может увеличивать предметы. Он зажигал огонь с помощью солнечных лучей и куска стекла. Еще он использовал спички, «волшебные палочки», как они их называли. Папа показывал фокусы с порохом, магнитом и компасом. Он разрешал им посмотреть сквозь луну, и это было для них настоящим волшебством. Это даже пугало некоторых индейцев. — Джесс улыбнулась, представив себе эту сцену. — Однажды папа поставил в чернильницу белый цветок, и тот почернел, но не засох. Индейцы не могли поверить, что человек может менять цвет живого растения. Он заставил их поверить в то, что его плащ обладает силой и может противостоять дождю, а это был обычный дождевик. Папа все время задавал вопросы и слушал, относился к индейцам с уважением, просил показать ему их приемы. Он демонстрировал им ловкость рук, они думали, что он может достать пулю или монетку из-за уха. Это восхищало их и пугало одновременно. Индейцы верили, что он лекарь, наделенный могучей силой и умом. Перед отъездом он подарил пяти вожакам особые подарки, так называемые волшебные дары. Папа подарил свой топорик и всякое такое другое остальным знатным воинам. Он хотел, чтобы эти люди были на его стороне, когда он соберется поселиться на этой земле. Гомесу он подарил лошадь. Для них лошадь это все равно, что для нас деньги. А вожди подарили папе ожерелье из амулетов. Они сказали, что эти амулеты защитят его от всех апачей. Так оно и случилось. На нас не нападали даже покинувшие племя. Когда индейцы заезжали на нашу землю, они не причиняли вреда никому, даже животным, если на них было клеймо нашего ранчо.
— Джесси, это поразительно. Должно быть, твой отец очень умный человек, раз сумел перехитрить индейцев. С его стороны было мудро использовать свои знания, а не силу, чтобы завоевать их расположение. Индейцы научены тому, чтобы ненавидеть все расы, особенно белых и мексиканцев. Они видят врага в каждом, кто не принадлежит племени апачи. Это объяснимо, так как мексиканцы за деньги добывали скальпы апачей, а белые отобрали их лучшие земли и вступили в сговор с мексиканцами. Вся земля на западе — пастбища, водоемы, самые лучшие территории — была отобрана у индейцев белыми. Ты знаешь о том, что именем бледнолицего индейцы пугают расшалившихся детей, как вы пугаете своих детей привидениями?
— Я никогда раньше об этом не слышала. Наварро, ты многое узнал за время своих путешествий. Я мало где была и мало кого видела. Наверное, это здорово так много видеть и знать, быть совершенно свободным.
— Человек не может всегда идти туда, куда он хочет, и делать то, что хочет.
Джесс уловила горечь в его словах.
— Из каких ты мест? — спросила она.
— Я отсюда и оттуда, я везде и нигде. Я все время в движении.
— У тебя нет места, которое ты называешь домом? — осторожно спросила девушка.
— Нет. Ни дома, ни семьи. Только я и мои ноющие ноги.
Без раздумий и колебаний Джесс предложила:
— Ты можешь оставаться на ранчо сколько захочешь, Наварро. Наши работники считают ранчо своим домом и нас — своей семьей. Многие из них живут у нас много лет. Наверное, это очень тяжело не иметь никого близкого, не иметь родного угла.
— Я никогда не обращал на это внимания, — возразил он. Наварро постарался, чтобы его голос звучал твердо, хотя он испытывал совсем другие чувства под взглядом ее нежных голубых глаз.
— Наварро, все по-своему ищут любви, мира и счастья. Может быть, именно этим ты и занимался все эти годы. Кто знает, вдруг ты полюбишь ранчо и наших ребят и захочешь остаться.
— Нет. Когда я долго нахожусь на одном месте с одними и теми же людьми, то начинаю испытывать беспокойство.
— Может быть, ты находился долго не с теми, с кем надо, — сказала Джесси.
— Женщина, я не собираюсь с этим спорить, но мужчину не так легко изменить.
— В этом я уверена. Я все время живу в окружении пятнадцати, а то и тридцати мужчин. Я знаю, какими вы, мужчины, становитесь упрямыми, когда приходится меняться, пусть даже немного. Это как война.
— В нашей жизни так мало неизменного, Джесси, так мало вещей, которые мы можем контролировать. Нам нравится то, что знакомо, что легко. Поэтому мы не любим попадать в неприятности или ходить по лезвию ножа.
— Маленький светлый уголок в страшной и темной комнате?
Наварро немного подумал, затем сказал.
— Это мудрые слова.
— Ба говорит нам это, когда случаются неприятности. Она говорит, что всегда есть светлые места в этом мире зла и печали, места, где мы обретем покой и безопасность.
— Кто такая ба?
— Моя бабушка, мать моего отца. Она старая, но она замечательная. Наша ба добрая и мудрая. Она управляет домом, стоит на втором месте после отца.
Наварро рассматривал сидящую перед ним девушку. «Сильная, но нежная», — думал он. Может, она и ее ранчо и есть его тихий уголок во всех его неприятностях? В его жизни было совсем мало таких светлых мест. Может быть, было безрассудно ехать туда. Он может потерять бдительность. Джесс обладала какой-то магической силой. Он может испытать желание обладать этой женщиной и ее мирным домом, зная, что не может обладать ими.
— Наварро! Как ты себя чувствуешь? Ты выглядишь очень странно. Может, мне стоит еще раз посмотреть твою рану? — Джесс встала на колени рядом с ним.
Наварро сидел спокойно и молча, пока она разматывала бинт и осматривала синяк и рваную рану. Ему хотелось, чтобы она прикасалась к нему. Ее прикосновения были нежными. Наварро закрыл глаза и представлял, как она трудится над ним. Он услышал, как Джесс дотянулась до седельной сумки. От нее пахло свежестью и чистотой. Он понял, что она переоделась этой ночью. Наварро заметил, что одежда уже не сидит на ней так мешковато, как раньше. Он чувствовал целительное прикосновение ее пальцев. Девушка осторожно смазала его рану каким-то средством и снова забинтовала ее.
Джесс присела на корточки и посмотрела на Наварро. Казалось, он заснул. Вспомнив о том, как она разглядывала его прошлой ночью, Джесс покраснела. Непонятно почему ее охватила дрожь. Ей казалось, что рядом с ней горит жаркий огонь. Ее колени касались его бедра, она ощущала его тепло. Девушка не могла понять, почему прикосновение ее плоти, заключенной в одежду, к его плоти вызывает в ней возбуждение. Она знала, что может отодвинуться, но ей не хотелось этого делать. Джесс сказала себе, что такое поведение опасно и просто безумно.