Вспоминая голубую Землю
Шрифт:
– Значит, вы видите большой спрос на это?
– Кто знает? Я просто хочу бесплатно прокатиться, пока кто-нибудь другой получит данные анализов.
– Санди отпустила руку Джеффри и постучала пальцем по своей скуле.
– Мы постоянно записываемся. Каждый раз, когда кто-то видит меня, его реакции регистрируются - микровыражения, саккады глаз и тому подобное, - затем вводятся в систему и используются для настройки алгоритмов настройки.
– А как насчет манер? Нехорошо позволять людям думать, что они разговаривают с реальным человеком, когда это не так.
– Они виноваты в том, что не включили нужные слои, - сказала Санди.
– В любом случае, это не только я: нас сейчас двадцать человек разгуливает по округе, и все они прибыли из Зоны. Мы не просто тестируем реалистичность конфигураций. Мы видим, насколько хорошо они могут поддерживать эту реальность даже с учетом временной задержки между Землей и Луной.
– Значит, ты могла бы взять на себя труд отправить тело вниз, но не могла прийти лично?
Она бросила на него насмешливый взгляд.
– Я появилась, не так ли? Не то чтобы Юнис волновало, присутствовал ли кто-нибудь из нас физически.
– Я не уверен, что знал ее достаточно хорошо, чтобы сказать наверняка.
– Не сомневаюсь, что ей было бы наплевать, кто здесь во плоти, а кто нет. И она бы возненавидела всю эту суету. Но Мемфис был не в восторге от того, что мы все в свое время покинули дом.
– Я заметил. Предполагаю, что Юнис что-то оговорила, и он просто следует сценарию.
Через мгновение Санди тихо сказала: - Сейчас он выглядит действительно старым.
– Не говори так.
– Почему бы и нет?
– Потому что я думал точно о том же самом.
Мемфис возглавлял процессию, идя впереди основной группы с глиняным кувшином в руках. С тех пор как они вышли из дома, они шли строго на запад, к роще акаций, которая отмечала границу разрушающейся пограничной стены.
– Но все еще в старом костюме, - сказал Джеффри.
– Думаю, у него в жизни был только один такой.
– Либо это, либо сотни точно таких же по стилю.
Любимый черный деловой костюм оставался безукоризненным, но он облегал его худощавую фигуру так, словно был сшит для какого-то другого, более крупного мужчины. Руки, которые много лет назад вынесли Санди из ямы, должно быть, были теми же самыми, что сейчас сжимали глиняный кувшин, но это казалось невозможным. Там, где когда-то Мемфис ходил с уверенной властностью, теперь его походка была медленной и размеренной, как будто в каждом шаге таилась перспектива унижения.
– По крайней мере, он оделся по такому случаю, - сказала Санди.
– И, по крайней мере, под этой одеждой бьется сердце.
– Даже если от нее и правда слегка разит слоновьим навозом.
– Я думал, у меня будет время вернуться на исследовательскую станцию и переодеться, но потом сбился со счета и...
– Ты здесь, брат. Это все, чего можно было ожидать.
В группе было около тридцати человек, включая их двоих. Он сделал все возможное, чтобы идентифицировать различные присутствующие семейные ветви и союзы, но следить за более дикими ответвлениями древа Экинья никогда не было его сильной стороной. По крайней мере, у слонов хватало порядочности валиться замертво через пятьдесят-шестьдесят лет, вместо того чтобы слоняться без дела и плодиться во втором столетии. В бассейне Амбосели насчитывалось около тысячи особей. Джеффри мог опознать по меньшей мере сотню из них с первого взгляда, оценивая форму, размер и осанку почти без сознательного приложения усилий, вспоминая возраст, происхождение и родственную принадлежность, статус в семье, группе связи и клане. По сравнению с этим отслеживание Экинья должно было быть тривиальным делом. Там был даже матриарх, самцы-быки и место водопоя.
Хищники и падальщики тоже.
Что они все здесь делали?
– Джеффри задумался.
– Что они все ожидали получить от этого? Более уместно: что он ожидал получить от этого?
Погладят по головке за то, что ты послушный внук? Не от его отца и матери, которые, как и дядя Эдисон, все еще находились на Титане. Кеннет Чо и Мириам Беза-Экинья сами послали големов, но задержка во времени была настолько велика, что машины действовали в условиях полной автономии, в основном наблюдая, а не взаимодействуя.
Ожидал ли он от них чего-то большего?
Возможно.
– Я рад, что вы оба нашли время в своих плотных личных графиках, - сказал Гектор, бочком подходя к Джеффри и Санди.
– Мы всегда собирались быть здесь, кузен, - сказала Санди.
– Она значила для нас так же много, как и для тебя.
– Конечно.
– Как и его брат Лукас, который также присоединился к ним, Гектор был одет в темный костюм консервативного покроя, дополненный проблесками племенного колорита. Высокие, мускулистые братья выглядели неуютно в своей официальной одежде. Кузены провели в космосе так много времени, что африканская жара была им не к лицу.
– И, возможно, теперь, когда мы снова все вместе, - продолжал Гектор, - для некоторых из нас настало подходящее время переосмыслить свои позиции в обществе.
Словно вспомнив какую-то малоизвестную библейскую пословицу, Лукас заявил: - Домашнему хозяйству нужно много опор.
– Думаю, домочадцы прекрасно справляются без нас, - сказал Джеффри.
– Кроме того, разве, по-твоему, мы оба не за гранью искупления?
– У тебя аналитический склад ума, - сказал Гектор в своей лучшей мягко-покровительственной манере. Он был всего на десять лет старше Джеффри, но сумел сделать так, что это десятилетие показалось ему столетием.
– А Санди... поддается адаптации.
– Пожалуйста, избавь меня от румянца.
Джеффри уже собирался дать свой собственный язвительный ответ, когда заметил, что Мемфис замедлил шаг и остановился.
Беседа затихла, когда компания последовала его примеру. Спарринг с кузенами заставил Джеффри напрячься, но теперь ощущение в животе только усилилось. Он и в лучшие времена ненавидел церемонии, но особенно когда понятия не имел, что именно запланировано. Он наблюдал, как Мемфис медленно повернулся, протягивая глиняную вазу, словно новорожденного ребенка, которого поднимают к небу. Он остановился в тени акациевой рощи, оглядываясь назад, на низкие очертания дома и на гору, возвышавшуюся за ним, всего в каких-нибудь пятидесяти километрах.
Джеффри рискнул оглянуться через плечо. Солнце уже село, и небо за Килиманджаро было безоблачным и полупрозрачно-розовым, как у фламинго. Вскоре его должны были осветить первые и самые яркие из вечерних звезд, но с вершины, должно быть, все еще было видно солнце. Освещенный дневным светом снег отражался от собравшихся с ослепительной ясностью, подобной лазерному лучу.
Юнис никогда не видела этих снегов собственными глазами. Они почти полностью растаяли к тому времени, когда она родилась, и не начинали возвращаться до тех пор, пока она не завершила свое изгнание.