Вспомнить себя
Шрифт:
— Очень мило, — пробурчал Антон. — Значит, до трех надо его уже встречать… хорошо, будем готовы… А что это он пишет, чтоб она за себя не боялась? Про что?
— Ну, ты же хотел, чтоб его сто пудов зацепило? Вот я и написала, чтоб он все бросил и сюда примчался.
— А почему? Он поверит?
— Так уже поверил, сам читал.
— А доктор, это что, беременность?
— Нет, это было бы глупо. Я ж не знаю, как у них обстояло с этим делом? Может, все строго. Тогда — полный облом, он бы точно не поверил и соскочил. Я про другое… Типа, ой-ой, у меня кровотечение, мне больно-страшно, маме сказать боюсь. В городскую клинику — тоже боюсь, а частные закрыты из-за энергокризиса…
— Да-а…
— Ладно тебе… Взял бы медицинский справочник, открыл бы на «внематочной беременности», вот тебе и все симптомы — на выбор.
— Ну а ему-то откуда известны такие симптомы?
— Да ты что? Сегодня многие мальчики это знают. И что от этого баба может загнуться. И про всякие нехорошие последствия известно, если вовремя меры не принять. Он ведь жениться на ней хочет… Ну ладно, дело сделано, мне надо ехать.
— Давай я тебя отвезу?
— А мотоцикл на крышу привяжем? Нет уж, я как-нибудь сама. Да и мне родителей огорчать тоже не хочется. А завтра встретимся, ладно?
— Мне так не хочется тебя отпускать…
— Не бойся, здесь я — дома. Только завтра, когда станете его арестовывать, обязательно проследите самым внимательным образом, чтобы он из кармана, или из сумки своей, ничего не выбросил. Он свою программу самоуничтожения вирусов определенно с собой таскает. Это ж ценность-то какая!
— Спасибо, не забуду. Это ж единственная наша улика!
— Ну, до завтра! — И Мила, подхватив сумку с ноутбуком, помахала ему пальчиками и побежала через дорогу к служебному входу в «Снасть», где в маленьком гараже стоял ее мотоцикл и была сложена на багажнике кожаная форма со шлемом.
Антон подождал, когда из ворот выскочил с громким треском мотоцикл с сидящим верхом на нем черным всадником, и тихо поехал в свою гостиницу. Саша сказал, что на сегодня ему машина не нужна. Но это понятно, что он имел в виду. А для себя машину Антон в прокате не взял, — и деньги пожалел, да и нужды особой не было, Липняковский никогда в транспорте не отказывал. К тому же и с номером гостиничным надо было еще разобраться. Тот же Витольд, узнав о нападении, пообещал разобраться с гостиницей, куда вламываются бандиты, а никто об этом и не знает. Да и горничных надо успокоить. Перед администраторшей извиниться за свой крик… Бутылочку шампанского, что ли, с ними распить?..
Завтра — ответственный день, понимал он, и надо выспаться. А то сегодня нервишки пришлось кое-где и узлом стягивать, чтоб не сорваться. Опять же и Васька — новая проблема, хотя понятно, откуда она взялась. Но теперь придется ее решать кардинально. И от этих мыслей стало не по себе. Грустно.
Вот так уходят из твоей жизни хорошие люди, которым всю душу готов отдать… И остаются нужные, а не любимые. И эти понятия, к сожалению, редко совпадают…
Когда утром Плетнев приехал на Гвардейскую, вышедший на автомобильный сигнал Сергей посмотрел на него удивленно и сказал, что Саша уже давно уехал в прокуратуру. Антон пожал плечами и уехал. В самом деле, надо было позвонить… Но как-то не пришло в голову.
Ему другое не пришло. Ведь Сергей вчера стал невольным свидетелем совершенно запредельной сцены с Васькиными претензиями, а затем и отъезда Ирины Турецкой. И хотя между Сашей и Антоном формально никакой ссоры не произошло, все поняли абсурдность ситуации и не стали разыгрывать ее дальше, тем не менее отношение Сергея к гостю не могло остаться без изменения, что вполне естественно. И уж при этих условиях Плетневу совершенно незачем было знать, с кем провел ночь Саша. И тем более представлять себе, как блестели во время короткого завтрака глаза обоих. Могут же быть, в конце концов, семейные тайны…
Нет,
На опоздание Антона не обратили внимания. Саша, понял он, видимо, уже был в курсе ночных переговоров. Он и подтвердил это. Только что звонила Мила и сообщила о вчерашних результатах. Антон при этом ревниво подумал, зачем же ей было торопиться-то? Времени вполне достаточно, мог бы и он сам доложить, все же не случайный человек. Но так как реакция Турецкого, а особенно Липняковского, была самой деловой, Плетнев сообразил, что ревность здесь попросту неуместна. Какая разница, кто сказал?.. Вопрос сейчас состоит в другом: кто будет брать?
Ну, по идее, это следовало бы сделать самому Саше, он все-таки старший, его и вклад довольно весомый, что ни говори. Но когда Плетнев задал этот вопрос, Турецкий недоуменно пожал плечами.
— А чего тут думать? Должен брать совершенно незнакомый ему человек. Нейтральный, посторонний. Нам с Витольдом Кузьмичом, при всем желании, там просто нечего делать. За версту видно, что он крупный начальник, — и они оба рассмеялись. — А мне здоровье не позволяет. Лучше всего тебе, ты — человек опытный, знаешь, как это делается, в смысле, с какого бока подойти, умеешь видеть, не глядя в глаза, да и ребяток переодеть надо — в штатское. И, кстати, не забудь о предупреждении Милы — по поводу вируса. Но это — в общем плане, а частности, я думаю, решите уже на месте. Ни номера рейса, ни точного времени мы не знаем, даже откуда он летит, неизвестно, поэтому выезжаете в Анапу немедленно. Фотографии раздать всем участникам группы захвата, пусть вызубрят за сотню-то километров. И последнее, Витольд Кузьмич, прикажите сухих пайков не брать. Когда задержим, всем участникам лично по рюмке налью. Уже здесь. Если нет вопросов — вперед. Да, и самое последнее: оружие не применять. Категорически. Так что все должны оставить его здесь.
— А почему ты насчет оружия так строго, — чуть позже тихо поинтересовался Плетнев.
— А потому, что, дай вам волю, вы нам всех пассажиров перестреляете. А потом будете рассуждать о целесообразности…
— Слушай, Саш, я не совсем понимаю. Ты все время о других говоришь так, будто сам в деле не участвуешь. Почему?
— А я там и не собираюсь участвовать. У меня на тебя только надежда. Ну и на Витольда, хотя у него гонора больше, чем следовало бы иметь следователю его уровня. Но это не мне судить, у него есть свое начальство. Только ты, пожалуйста, не забудь еще одно обстоятельство. — Турецкий оглянулся, нет ли кого поблизости, и продолжил: — Когда возьмете и браслетики защелкнете, подведи этого паренька к Витольду и доложи по форме, ну, мол: «Ваше указание, товарищ старший следователь, выполнено, подозреваемый Найденов задержан». Только не забудь. Этот последний штрих в нашем деле бывает особенно важен, ты понимаешь?
Антон ухмыльнулся, он, кажется, стал догадываться, почему Турецкий не хочет ехать в аэропорт и, тем более, возглавлять группу захвата. Негоже генералу, даже бывшему, тянуться перед майором. Но тут же понял, что ошибся. Никаким нарушением субординации и близко не пахло.
— Зря ухмыляешься, — сказал Турецкий. — Ночью мы спали, а не наш Найденов. Макс, кстати, тоже дежурил и сообщил мне часов в шесть примерно, что за ночь по телефонному номеру Олеси-Алисы, один хрен, было три попытки прорыва, которые он, естественно, предотвратил. И это указывает на то, что Славик не так прост, как кое-кому представляется. А может, я и ошибаюсь, дай бог. Вот поэтому я и остаюсь здесь. Точнее, в теткином саду. И тоже с группой захвата, понял, остряк?