Встреча на далеком меридиане

Уилсон Митчел

– Так не заставляйте же и нас ждать целую неделю!
– взмолилась она. Ну, Митя!..

– Вот вам русская женщина!
– воскликнул он, и раскатистое "р" прозвучало у него, как барабанная дробь.
– Ну что ж, хорошо! Дорогой друг, - скороговоркой начал он, - поздравляем вас с днем рождения. Живите еще сто лет, а мы хотим хоть половину ваших дней рождения праздновать вместе с вами здесь, в Москве!
– Он сорвал с подноса белую салфетку. Под ней оказалось множество маленьких свертков.
– Это вам от всех нас!

Все захлопали и засмеялись, глядя на ошеломленного

Ника. Сам он совершенно забыл о дне своего рождения. Он медленно поднялся, обводя взглядом присутствующих, смущенный, растроганный до того, что не находил слов. Он только беспомощно протянул руки ладонями вверх. Откуда они узнали? Гончаров, поняв этот американский жест по-русски, крепко обнял его и поцеловал, шепча по-русски какие-то дружеские слова. На глазах у Ника выступили слезы. Гости аплодировали, смеялись и по очереди обнимали его. Он мельком подумал, что все это случилось потому, что его паспорт и дата рождения проверялись много раз, но вот Гончаров проявил теплое человеческое внимание, запомнив эту дату, а Анни - нет.

Он развернул несколько пакетиков - там были маленькие игрушки, большей частью заводные, и среди них - два вырезанных из дерева медвежонка.

– О, мишка!
– воскликнул он.

Нику поднесли бокал; чокнувшись с остальными, он выпил. Ему налили еще. Выпили за дорогого хозяина. Потом налили снова и выпили за науку. Ушаков предложил тост за Нью-Йорк, родной город дорогого гостя, и выразил надежду, что в ближайшем будущем между Нью-Йорком и Москвой установятся дружба и взаимопонимание. Все чокнулись и выпили до дна. Бокалы наполнили снова. Выпили за прошлые дни рождения Ника, которые он праздновал без них. Пили за присутствующих дам. Потом за отсутствующих дам. Потом кто-то, уже перепутав тосты, предложил выпить за родной город нашего дорогого гостя, с надеждой, что в ближайшем будущем...

– Но, Юрочка, мы уже пили за это! Где же ты был! Юрочка удивленно оглядел присутствующих.

– Разве пили?

– Пили.

Он поднял свой бокал, поглядел на него с важным недоумением и, пожав плечами, объявил:

– Я же чувствовал, что за что-то еще не выпил.

"Кто-то поставил танцевальную пластинку и включил проигрыватель. Гости развеселились еще больше. Тосты делались все более замысловатыми, более цветистыми, пока не стали совсем уж фантастическими. Женщина, танцевавшая с Ником, сказала:

– Никакой вы не Ник и не Никлас. У нас вы будете Николаем, а Николай это значит Коля. За это надо выпить. Прощайте, Ник, - здравствуйте, Коля!

Выпили за его новое имя. Все смеялись, все что-то пели, но никто не был пьян, никого не развезло от вина - гости просто веселились; они были сосредоточенно счастливы. Человеческая теплота струилась сквозь него, как летний ветерок сквозь прозрачный воздух, он как бы слился с этими людьми в одно, не чувствуя ни обособленности, ни отчуждения. Ему стало легко, что можно было опьянеть от одного этого ощущения. Годами его угнетала необходимость прятать свое сокровенное "я", и сейчас вдруг с него спала эта тяжесть. Он смутно чувствовал, что нашел наконец таких друзей, которых искал всю свою жизнь.

Поздно

ночью гости веселой гурьбой хлынули из квартиры Гончарова на лестницу, огибающую шахту лифта. Ник смеялся со всеми и вел Валю под руку. Во дворе стояли три машины, все пытались втиснутся в них.

– Давайте пойдем пешком, - сказал он Вале.
– Можем мы дойти отсюда до вашего дома?

– А вы способны идти пешком полчаса?

– Сколько угодно!
– ответил Ник.
– Мне удивительно хорошо!
– Такое счастье, что ему не пришлось сидеть весь вечер у себя возле молчащего телефона.

– Ну, пойдемте, - мягко сказала Валя. Они прошли через двор. Валя взяла его под руку. Ночная улица была безлюдна, тиха, но ярко освещена.

– Я очень рад, что Гончаров был так весел. Замечательный человек. На его месте я бы, наверное, чувствовал себя совсем иначе.

– Видите ли, - сказала Валя после паузы, - на самом деле ему вовсе не весело. У него такое же настроение, какое было бы у вас на его месте. А сегодня он держался так ради вас.

Ник помолчал.

– И все гости знали, в каком он настроении?

– Нет.

– Тогда откуда же вам это известно?

– Понимаете, то, что произошло, - наша общая беда.

– А!
– негромко произнес он.
– Вы хотите сказать, что это удар для всех, кто с ним работает? Но что я мог поделать? Разве можно было поступить иначе? Ошибка остается ошибкой, даже если ее было так нетрудно совершить.

Валя грустно улыбнулась.

– Вы же сами ее открыли, зачем же делать вид, будто она не так уж серьезна? Бедный Коган как услышал, что ему нужно остаться в горах еще на несколько дней, так сразу понял, что дело плохо. Объяснить ему все подробности было невозможно. Он хотел немедленно спуститься вниз и позвонить сюда по телефону, но начался снегопад.

– Разговор с ним был при вас?

– Да, - ответила Валя.
– Гончаров говорил с ним сегодня вечером перед приходом гостей. Коган сможет спуститься завтра на...
– Ей было трудно объяснить по-английски на чем, затем оказалось, что она имеет в виду трактор-вездеход. На станции было три мощных трактора, но по правилам безопасности, установленными самими обитателями станции, ими разрешалось пользоваться только днем, когда даже во время снегопада можно было различить дорогу. Коган мог бы спуститься и на лыжах - он отличный лыжник, - но правила запрещали ходить по горам в одиночку в ночное время. Эти правила безопасности там необходимы, без них было потеряно слишком много людей.

– Что значит "потеряно"?
– спросил он.

– Люди погибали, - просто ответила она.
– Попадали в снежные заносы, обвалы, проваливались в ледниковые трещины. Даже при этих строгих правилах каждый год погибает по меньшей мере один человек. Надеюсь, Коган не наделает глупостей. Он, наверное, считает, что во всем виноват только он один, такой уж у него характер. Он будет очень...
– Она снова запнулась, не находя слова, но словарик при свете фонаря помог им продолжить разговор, - потрясен, - сказала Валя.
– Митя сейчас больше всего беспокоится о нем.