Встреча на далеком меридиане
Шрифт:
– И несмотря на все это, у него хватило сил устроить мне веселый день рождения? Я чувствую себя полным идиотом!
– Нет, не думайте так, иначе выйдет, что все его труды пропали даром. Он понимает, как вам грустно одному в такой день. Он хотел, чтобы вам было не хуже, чем у себя дома.
Ник усмехнулся.
– Мне было гораздо лучше. Дома некому устраивать мне праздники...
– Он осекся.
– Вы знали его жену?
Валя бросила на него быстрый взгляд.
– А он вам рассказывал о ней?
– Нет, но...
– Им снова пришлось остановиться под фонарем, чтобы заглянуть в словарик. Проезжавшая
– Все в порядке, - сказала Валя, поблагодарив его, и машина поехала дальше.
– Косвенно, - сказал Ник.
– Косвенно?
– Валя подняла брови.
– Он косвенно упомянул, что у него была жена. Ему, очевидно, было трудно говорить об этом.
– Я знала ее, - сказала Валя мягко, хотя лицо ее оставалось бесстрастным.
– Вы правы, ему трудно говорить о ней. Это была необыкновенная, замечательная женщина. Очень мужественная. Очень честная. Очень душевная. Они крепко любили друг друга.
Валя больше ничего не добавила, а Ник вспоминал о прошедшем вечере с мучительным смущением.
Он молча шел в плюшевой тишине каменного города, и вся его радостная приподнятость постепенно затухала, уступая место глубокой задумчивости.
– Вот насчет завтрашней поездки, - сказал он наконец.
– Вам совсем не обязательно ехать. Моя шутка с Ушаковым была неостроумна. Я сам ему все объясню.
– Но я хочу поехать. Пожалуйста, возьмите меня с собой.
– Вы хотите ехать? Почему?
– Хотя бы из-за того, что вы мне сказали.
– Я? Я вам ничего об этом не говорил.
– Вы сказали, что дома некому устраивать вам праздники.
Он с удивлением взглянул на нее и отвернулся.
– Ради бога, не надо!
– гневно бросил он и ускорил шаг, будто желая убежать от нее.
– Не нужно мне никакой жалости!
Валя догнала его и схватила под руку.
– Слушайте, глупый вы человек! Речь идет о дружбе! Неужели для вас невыносимо чье-то дружеское участие?
Утром его стала разбирать злость: почему должна происходить какая-то скрытая драма только из-за того, что он указал на источник возможной ошибки в опыте, который построен на иных принципах, чем его собственный? Ведь он и приехал сюда главным образом для того, чтобы найти какую-то ошибку. И если ошибка действительно допущена, так надо ее исправить и продолжать работу. А все остальное - вздор, сущий вздор.
Гончаров был очень внимателен и деликатен - он скрыл серьезность своего положения, чтобы устроить ему веселый праздник. Но этого хватит. Если они пойдут по такому пути и дальше, то будут бесконечно барахтаться в сентиментальном сиропе и принимать благородные позы. Боже мой, что трагического в том, что тебе указали на твою ошибку? В жизни каждого человека бывают случаи, когда приходится сдавать свои позиции и признавать ошибки. У Ника были все основания сочувствовать Гончарову, но ровно никаких оснований чувствовать себя виноватым, и все же его не покидало это ощущение - тяжелое, неотвязное, невыносимое... Впрочем, сейчас, пока он неторопливо брился, злость сняла ощущение вины, как бритва снимала с его кожи густую мыльную пену, и оно оказалось бесформенным слоем, прикрывавшим то настоящее, что было под ним: жестокую радость, в которой он до сих пор не смел себе признаться и которая теперь
"Радуйся, дружище, радуйся, - твердил он себе с яростным наслаждением.
– Это первое по-настоящему человеческое чувство, которое ты позволил себе за много лет!"
С той же беспощадной радостью он стал думать о предстоящей поездке за город вдвоем с Валей. А почему бы нет? Ей ведь тоже хочется провести с ним день. От Анни все еще нет ни слова - ну что же, если ей уже все равно, он будет поступать так, как ему приятнее. Он свободен - никаких обязательств по отношению к ней у него нет.
Насколько он мог судить, день выдался прекрасный: неожиданно потеплело, и на улице было даже теплее, чем в его номере. Он распахнул широкое окно, и его обдало волной мягкого, пронизанного солнцем, почти летнего воздуха. Хорошо будет провести такой денек за городом вместе с Валей.
Он позвонил Гончарову, чтобы просто из вежливости спросить, удалось ли ему связаться со станцией. К его удивлению никто не ответил; впрочем, его это ничуть не огорчило. Не все ли равно? Сегодня у него будет выходной день - чудесный день!
Едва он успел положить трубку, как телефон зазвонил.
– Дорогой друг, - быстро заговорил Гончаров, - я думал о планах на сегодня, и мне кажется, лучше всего, _лучше всего_, - подчеркнул он, как бы давая понять, что этот вопрос обдуман им во всех подробностях и спорить по этому поводу было бы неразумно, - поехать нам с вами в Луцино. Туда меньше пятидесяти километров. Это очень интересный поселок. Там дачи многих наших академиков, в частности и Горячева, вы непременно должны познакомиться с ним.
– Горячев, патриарх советской физики космических лучей, ни разу не появлялся в Москве с тех пор, как приехал Ник, и он был даже удивлен, узнав, что старик еще жив.
– Я и сам очень хотел бы поговорить с ним. Он будет очень рад видеть вас. И, во всяком случае, вам нужно побывать в Луцине, пока не ударили холода. Это очень красивое место.
– Но я уже условился ехать за город, - сказал Ник.
– К Ушакову, я знаю, - спокойно ответил Гончаров.
– Я уже говорил с ним, он тоже согласен, что Луцино будет для вас интереснее. А к Ушакову поедете в другой раз, на будущей неделе, если хотите, - Ник впервые заметил, как подчеркнуто русские понижают голос в конце фразы, по-английски с такой раздражающей интонацией говорят только взрослые, когда снисходительно-терпеливым и наставительным тоном стараются урезонить непослушных детей.
– Если мы выедем из Москвы через полчаса, то будем там около двенадцати. Успеем и погулять, и поговорить, и, может быть, поиграть в теннис.
– Но это не так просто, - возразил Ник.
– Я уговорился не только с Ушаковым.
– И с Валей тоже. Я и это знаю.
– Гончаров оказался положительно всеведущим, и это выводило Ника из себя.
– Я уже с ней говорил. Она здесь, у меня, в институте, и согласна ехать. Я звонил в Луцино, нас там ждут. Все устроено. Будете вы готовы через полчаса или, скажем минут через двадцать? Мы можем выехать за вами хоть сейчас.
– Послушайте, - сказал Ник.
– Я вчера обещал человеку...