Встреча с хичи. Анналы хичи
Шрифт:
И прежде всего есть хичи.
Хичи! Полумифические, загадочные, почти божественные хичи! Ни один человек не видел хичи, даже на картинке. И вот перед Джель-Кларой Мойнлин их сразу пятеро, свистят, шипят, бормочут и пахнут очень странно.
И выглядят тоже странно. Меньше людей, и очень широкий таз придает им сходство с ходячими скелетами. Кожа у них пластмассово-гладкая и по большей части темная, хотя есть полоски и завитки золотые и алые, похожие на боевую раскраску индейцев. Они не просто худые. Тощие. На быстрых сильных конечностях очень мало плоти. Хотя лица кажутся вырезанными из гладкой пластмассы, они не лишены мимики… впрочем, Клара не могла понять, что выражает эта мимика.
И
Вначале Клара решила, что это часть их тела, но потом один из них прошел в что-то принятое Кларой за туалет и снял этот предмет. Может, что-то вроде рюкзака? Или карманная книга? Кейс для бумаг, карандашей и ленча? Ну, чем бы он ни был, он по желанию хичи мог сниматься. И именно он объяснил одну из загадок хичи: как могли они сидеть на этих невероятных V-образных сиденьях. Именно эти конусы заполняли V-образное углубление в сиденье. А сами хичи удобно устраивались поверх конусов. Клара удивленно покачала головой – сколько было догадок и шуток, а о таком никто не подумал.
Она почувствовала горячее дыхание Вэна на шее.
– Что они делают? – спросил он.
Она почти забыла о нем. Забыла даже бояться, так захватило ее происходящее. Это неразумно. Кто может сказать, что собираются делать эти чудовища со своими пленниками-людьми?
Кстати, а кто может догадаться, что они делают сейчас? Все они возбужденно гудели и чирикали, четверо больших собрались вокруг пятого, меньшего по размерам, того самого, с синими и желтыми обозначениями на его – нет, определенно на ее рукаве. И все пятеро никакого внимания не обращали на людей. Все их внимание было сосредоточено на одном экране, где появилась звездная карта. Она показалась Кларе смутно знакомой. Группа звезд и вокруг несколько значков – разве не такое же изображение было на экране Вэна?
– Я голоден, – мрачно проворчал Вэн ей на ухо.
– Голоден! – Клара отшатнулась от него – в изумлении и отвращении. Голоден! Ее тошнило от страха и тревоги, а также, она поняла, – от странного запаха, смеси аммиака с гнилью, который исходил как будто от самих хичи. К тому же ей нужно в туалет… а это чудовище не может думать ни о чем, кроме еды!
– Заткнись! – бросила она через плечо, чем сразу вызвала ярость Вэна.
– Что? Мне заткнуться? – завопил он. – Сама заткнись, дура! – Он начал вставать, но, привстав, тут же снова согнулся, потому что один из хичи направился к ним.
Он постоял над ними, его широкий рот с узкими губами шевелился, словно он репетировал свои слова.
– Будьте справедливы, – отчетливо произнес он и махнул костлявой рукой в сторону экрана.
Клара подавила приступ нервного смеха. Быть справедливым! К кому? За что?
– Будьте справедливы, – снова сказал хичи, – потому что там Уб-бийт-тцы.
Таково пришлось Кларе, моей истинной любви. Она испытала ужас черной дыры, шок от утраты десятилетий в жизни мира, грубость Вэна, невыносимый ужас от захвата хичи. А тем временем…
А тем временем у меня были свои проблемы. Я тогда еще не расширился и не знал, где она; я не слышал предупреждения опасаться Убийц; я вообще не знал, что Убийцы существуют. Я не мог смягчить ее страх – не только потому, что не знал о нем: я был полон собственных страхов. И худшие из них не были связаны с Кларой или с хичи; и даже не со сбоем в моей программе Альберте Эйнштейне. Они у меня были в животе.
Десятилетиями «молитвенные веера» хичи представляли собой загадку. Мы не знали, что это их эквивалент книг и баз данных, потому что величайшие умы того времени (включая и мой) не могли найти способа читать их, не могли даже найти указания, что их следует читать. А причина в том, что хотя само чтение осуществлялось просто, оно возможно только в присутствии фонового микроволнового излучения. У самих хичи проблем с этим не было, потому что они всегда находились в контакте с веерами, содержащими память их предков, – эти веера хранились в их конусах. Людей можно простить, что они не догадались: хичи носят данные между ног, а человеческая анатомия такого не позволяет. (Простить меня гораздо труднее.)
Ничего не действовало. Мы все испробовали. Эсси извлекла веер Альберта из гнезда, но он замкнул приборы, так что без него мы ничего не могли изменить. Эсси составила другую пилотирующую программу и попыталась ввести ее; не получилось. Мы звали его по имени, просили появиться, бранили. Он не отзывался.
Несколько дней, показавшихся нам неделями, мы продолжали полет, руководимый несуществующими руками моей бездействующей информационной программы Альберта Эйнштейна. А тем временем Вэн и смуглая леди моих снов находились в космическом корабле хичи, а миры вокруг нас устремлялись к яростной схватке, масштабы которой мы не могли представить себе. И не это занимало наши мысли. Нас беспокоило нечто гораздо более близкое. Пища, вода, воздух. На «Истинной любви» были запасы для длительного полета.
Но не на пятерых.
Мы ничего не делали. Мы делали все, что могли придумать. Уолтерс и Джи-ксинг испытывали собственную программу пилотирования, но не смогли преодолеть того, что сделал Альберт. Эсси делала больше нас всех, потому что Альберт был ее созданием и она не хотела, не могла признать поражение. Проверяла и перепроверяла, писала новые программы и видела, что они не вводятся; она почти не спала. Эсси скопировала всю программу Альберта на запасной веер и попробовала его: видите ли, она все еще надеялась, что поломка чисто механическая. Но если и так, она перешла в новую запись. Долли Уолтерс безропотно кормила всех, старалась не мешать, когда мы считали, что что-то получается (никогда не получалось), и позволяла нам обмениваться мнениями, когда мы оказывались в тупике (а это случалось часто). А у меня была самая трудная работа. «Альберт – моя программа, – сказала Эсси, – и если он кому-нибудь ответит, то только мне». И вот я сидел и разговаривал с ним. Говорил в воздух, потому что ничто не показывало, что он слышит, но я все равно убеждал его, болтал с ним, звал его по имени, кричал на него, умолял его.
Он не отвечал, не появлялся.
Во время перерыва на еду Эсси стояла за мной и массировала мне плечи. Устала у меня гортань, но я все равно оценил ее заботу.
– Ну, наверно, – сказала она дрожащим голосом скорее в воздух, чем мне, – он знает, что делает. Он должен сознавать, что наши запасы ограничены. Должен вернуть нас к цивилизации, потому что Альберт ведь не может просто позволить нам умереть? – В ее голосе отчетливо прозвучал вопрос.
– Я в этом уверен, – ответил я, не поворачиваясь, чтобы она не видела моего лица.
– Я тоже, – сказала она жалобно. Я отодвинул свою тарелку. Долли, чтобы сменить тему, спросила материнским тоном:
– Вам не нравится, как я готовлю?
Пальцы Эсси перестали массировать мне плечи, потом впились в тело.
– Робин, ты ничего не съел.
Все смотрели на меня. Забавно. Мы находились неизвестно где, у нас никаких возможностей добраться домой, а эти четверо смотрят на меня, потому что я не ем обед. Конечно, в начале путешествия, когда Альберт еще не онемел, Эсси суетилась вокруг меня. Сейчас все вдруг поняли, что я нездоров.