Встреча с Хичи
Шрифт:
Мне хотелось узнать сразу, но Эсси взглянула на меня.
— Это только вежливость, Робин, — сказала она, и я согласился.
— Великолепно, — заявил Альберт. — Вы увидите, что это исключительно интересно. Мне тоже. Конечно, меня всегда интересовал парусный спорт, — продолжал он болтливо. — Когда мне исполнилось пятьдесят, «Berliner Handelsgesellschaft» подарила мне отличную парусную яхту. К сожалению, пришлось оставить ее в Германии из-за этих нацистов. Моя дорогая миссис Броадхед! Я у вас в большом долгу. Теперь у меня такие отличные воспоминания, каких не было раньше. Я помню свой маленький дом в Остенде, где я любил прогуливаться с Альбертом, — он померцал, — это бельгийский король Альберт. И мы говорили о парусниках, а по вечерам его жена аккомпанировала мне на пианино, а я играл на скрипке — и теперь я все это помню благодаря вам, миссис Броадхед!
В течение этой речи Эсси неподвижно сидела рядом со мной, глядя на свое создание с каменным выражением лица. Но вот она начала задыхаться, а потом засмеялась.
— Ох, Альберт! — воскликнула и схватила подушку. Прицелилась и бросила прямо в него, подушка разбросала косметику. — Добро пожаловать, замечательная программа! А теперь убирайся отсюда, пожалуйста. Ты настолько человечен, с этими воспоминаниями и старыми анекдотами, что я не могу позволить тебе видеть меня неодетой! — И он на этот раз просто мигнул и исчез, а мы с Эсси обнялись и захохотали. — Одевайся, — приказала она наконец, — чтобы мы сможем узнать новости о паруснике в достойном нашей программы виде. Смех — лучшее лекарство, верно? Я больше не боюсь за твое здоровье, дорогой Робин, такое нормально смеющееся тело проживет вечно!
Мы направились в душ, все еще смеясь — и не подозревали, что в моем случае «вечно» в этот момент сводилось к одиннадцати дням, девяти часам и двадцати одной минуте.
Мы никогда не устанавливали в «Истинной любви» стола для Альберта Эйнштейна, тем более с заложенной трубкой книгой, с бутылкой пива рядом с кожаным кисетом и с покрытой уравнениями доской за столом. Но стол стоял, и Альберт сидел за ним, развлекая наших гостей рассказами о самом себе.
— Когда я был в Принстоне, — говорил он, — наняли специального человека, чтобы он ходил за мной с записной книжкой; когда я писал на доске, он должен был все это копировать. Они сделали это не ради меня, а ради самих себя: понимаете, иначе они боялись стирать с доски. — Он улыбнулся гостям и радушно кивнул Эсси и мне, когда мы рука об руку появились у входа в гостиную. — Я рассказывал этим людям о своем прошлом, мистер и миссис Броадхед; они, наверно, обо мне вообще не слышали, хотя, должен сказать, в свое время я был очень знаменит. Вы знаете, например, что я не любил дождь, и администрация Принстона построила специальный крытый проход — его можно еще увидеть, чтобы я мог навещать друзей, не выходя на улицу?
Хотя на этот раз на нем не было генеральского лица и шелкового шарфа, я почувствовал себя неуютно. Мне хотелось извиниться перед Оди и двумя женщинами, но вместо этого я сказал:
— Эсси? Тебе не кажется, что эти воспоминания становятся слишком частыми?
— Возможно, — задумчиво ответила она. — Хочешь, чтобы он прекратил?
— Нет. Он сейчас гораздо интереснее, просто нужно чуть сократить личностную базу данных или повернуть потенциометр ностальгических схем…
— Какой ты глупый, дорогой Робин, — сказала она, прощающе улыбаясь. Потом приказала: — Альберт! Прекрати болтовню! Робину это не нравится.
— Конечно, моя дорогая Соня, — вежливо сказал он. — Не сомневаюсь, однако, что вам хочется услышать о паруснике. — Он встал из-за стола — вернее, его голографическая, но несуществующая фигура встала из-за тоже несуществующего голографического стола; мне все время приходилось напоминать себе об этом. Взял губку и принялся стирать с доски, потом спохватился. Бросив виноватый взгляд на Эсси, протянул руку к выключателю на столе. Доска исчезла. вместо нее появилась знакомая серая поверхность корабельного экрана хичи. Альберт нажал другую кнопку, и на экране появилась звездная карта. Это тоже реалистично: чтобы превратить экран в карту, нужно только особым образом изменить напряжение в схеме (но тысячи изыскателей погибли, не зная этого). — Вы видите место, где капитан Уолтерс обнаружил парусный корабль. Как вы видите, сейчас здесь ничего нет.
Уолтерс сидел на подушке вблизи имитации очага, как можно дальше и от Долли, и от Джейни — они тоже сидели как можно дальше друг от друга, — и сидел тихо. Но теперь, словно его ужалило, заговорил:
— Невозможно! Записи точны! У вас есть все данные!
— Конечно, они точны, — успокоил его Альберт. — Но, видите ли, к тому времени, как туда прибыл наш разведочный корабль, парусник уже исчез.
— Он не мог очень далеко уйти под давлением только звездного света.
— Да, не мог. Но его не было. Однако, — сказал Альберт, торжествующе улыбаясь, — я подготовился к такой возможности. Если вы помните, моя репутация — в моем прежнем состоянии, я хочу сказать, — основывалась на положении, что скорость света есть фундаментальная константа, она постоянна; это положение, — терпеливо добавил он, оглядевшись, — сейчас несколько расширено в связи с тем, что мы узнали у хичи. Но скорость, да, она всегда одинакова, около трехсот тысяч километров в секунду. Поэтому я дал кораблю указание, в том случае если парусник не будет найден, отлететь от этого места на расстояние в триста тысяч километров, умноженных на число секунд с момента наблюдения.
— Очень умная самовлюбленная программа, — добродушно сказала Эсси. — Ты нанял для этого полета очень смелого пилота.
Альберт кашлянул.
— Это был беспилотный корабль, — сказал он, — так как я предвидел, что, возможно, понадобится его специальное использование. Я опасался, что удаление будет очень большим. Однако, когда корабль достиг требуемого расстояния, вот что он увидел. — Он махнул рукой, и на экране появилась многокрылая паутинная конструкция. Она у нас на глазах складывалась. Альберт ускорил запись, и мы видели, как складываются большие крылья… и исчезают.
Да. Вы, конечно, видели эту картину. Но у вас было преимущество перед нами: вы знали, что видите. А мы, Уолтерс со своим гаремом, Эсси и я, нет. Мы покинули беспокойный человеческий мир в погоне за беспокойной загадкой и увидели, как эта штука, за которой мы охотимся, проглатывается кем-то прямо у нас на глазах! Для наших пораженных и неподготовленных глаз это выглядело именно так. Мы сидели, как окаменелые, и смотрели на сложенные крылья и на большую голубоватую сферу, возникшую ниоткуда и поглощающую их.
Я осознал, что кто-то негромко смеется, и вторично был поражен, поняв, кто это.
Это был Альберт. Теперь он сидел на краю стола и вытирал слезы смеха.
— Прошу прощения, — сказал он, — но видели бы вы ваши лица.
— Черт тебя побери, самовлюбленная программа! — сказала Эсси больше не добродушно. — Немедленно прекрати этот вздор. Что здесь происходит?
Альберт взглянул на мою жену; его выражение я не смог разгадать. Во взгляде была доброта, и терпимость, и еще множество такого, что никак не совместимо с компьютерной программой, даже с программой Альберта. Но было во взгляде и беспокойство.
— Дорогая миссис Броадхед, — сказал он, — если вы не хотели придавать мне чувство юмора, не нужно было включать его в программу. Простите, если я поставил вас в затруднительное положение.
— Выполняй инструкции! — сказала Эсси в некотором замешательстве.
— Хорошо. То, что вы видели, — объяснил он, отворачиваясь от Эсси и адресуясь теперь ко всей группе, — по моему мнению, есть первый известный случай операции, проводимой хичи в реальном времени. Парусник был похищен. Обратите внимание на этот небольшой корабль. — Он небрежно взмахнул рукой, и изображение на экране начало увеличиваться. Увеличение больше, чем позволяла разрешающая способность оптических приборов корабля, поэтому качество неважное, голубая сфера стала туманной и неровной.