Встреча выпускников
Шрифт:
— Стойте-стойте! Это уже немного лучше. Добрый старый дядюшка Питер! Всегда можно поймать его на славном имени.
… проинструктировал своих банкиров гасить твои чеки…
— Чек, или чеки?
— Чеки, во множественном числе, вполне чётко.
…гасить твои чеки с настоящего момента до моего возвращения в Англию, когда я приеду навестить тебя. Это, вероятно, будет перед концом летнего семестра. Я прошу тебя
— Первый проблеск человечности, — сказал виконт.
Кроме того, могу я дать тебе небольшой совет? Учти, что дилетанты до странности жадны. Это относится и к женщинам, и к мужчинам, которые играют в карты. Если ставишь на лошадей, делай разумные ставки и разнообразь их: никогда не ставь на что-нибудь одно. И, если уж захочешь выбить себе мозги, сделай это в таком месте, где это не вызовет беспорядка и неудобств.
Твой нежный дядя,
ПИТЕР ДЕЗ БРЕДОН УИМЗИ
— Гмм! — сказал лорд Сейнт-Джордж, — что за мерзкий тип! Хотя, кажется, что в последнем абзаце он немного смягчился. В противном случае, я бы сказал, что никогда не получал более гадкого письма, призванного, якобы, успокоить больную голову страдальца. Что вы об этом думаете?
Харриет вынуждена была согласиться, что это не то письмо, которое она хотела бы получить. Фактически оно продемонстрировало почти всё, что ей не нравилось в Питере: снисходительное превосходство, высокомерие касты и великодушие, которое походило на пощёчину. Однако…
— Он сделал намного больше, чем вы его просили, — отметила она. — Насколько я понимаю, ничто не может воспрепятствовать тому, чтобы вы выписали чек на пятьдесят тысяч и пожили на широкую ногу.
— В этом-то всё и дело. Он сожрал меня с потрохами. Он доверил мне целое состояние. Я действительно думал, что он мог бы предложить рассчитаться за меня, но он предоставил это мне и даже не попросил счёт. Это означает, что придётся поступить по-честному. Я не вижу, как иначе я смогу выбраться из всего этого. У него всегда имеются самые иезуитские способы заставить человека почувствовать себя мерзавцем. О, дьявольщина! Голова просто раскалывается.
— Вам нужно успокоиться и попытаться заснуть. Теперь вам не о чем волноваться.
— Нет. Подождите минутку. Не уходите. С чеком порядок, а это — главное. Иначе пришлось бы перехватить деньжат в другом месте. Теперь вот ещё что: я не могу пользоваться рукой, поэтому мне не придётся писать длинное послание, исполненное благодарного раскаяния.
— Он знает о вашей аварии?
— Нет, если только тетя Мэри не написала ему. Моя бабушка на Ривьере, а сестре, полагаю, это и в голову не придёт. Она в школе. Папаша никогда никому не пишет, а мать, конечно же, не станет беспокоиться ради дяди Питера. Послушайте, я должен что-то сделать. Я имею в виду, что старина в самом деле повёл себя вполне прилично. Не могли бы вы черкнуть ему пару строк, объяснив ситуацию! Не хочу впутывать в это дело семью.
— Хорошо, конечно.
— Скажите ему, что я улажу все долги, как только смогу сделать разборчивую подпись. Только подумайте! Получить полную свободу
— Нет, чёрт побери! Я должен и сам что-то сделать. Старина действительно волнуется. Я думаю, что смогу немного поработать пальцами. Найдите мне карандаш и бумагу, и я сделаю попытку.
— По-моему, не стоит.
— Нет, надо попытаться. И я сделаю это, даже если оно меня убьёт. Найдите мне что-нибудь, будьте ангелом. — Она нашла письменные принадлежности и придерживала бумагу, пока он нацарапал несколько неровных слов. От боли на лбу его выступил пот, потревоженный сустав плеча обещал завтра весёленький денёк, но он сжал зубы и решительно довёл дело до конца.
— Всё, — сказал он со слабой усмешкой, — выглядит довольно жалостно. Теперь дело за вами. Уж постарайтесь для меня!
«Возможно, — думала Харриет, — Питер знает, как обращаться со своим племянником. Мальчик привык беззастенчиво считать своими деньги других людей, и, вероятно, если бы Питер просто гарантировал уплату по векселю, Сейнт-Джорд подумал бы, что дядя — простак, и продолжил бы подписывать бумаги как ни в чём ни бывало. А вот теперь он вынужден был остановиться и подумать. И в нём было нечто, чего не хватало самой Харриет, — такой вид добродетели как благодарность. То, как легко он принял благодеяние, могло бы показаться признаком неглубокого чувства, но, тем не менее, он не пожалел себя, чтобы через боль набросать небольшую записку».
И только в своей комнате после обеда в Холле, когда она приступила к письму Питеру, она поняла, какая сложная задача стояла перед нею. Изложить краткое объяснение её знакомства с лордом Сейнт-Джорджем и дать отчёт о несчастном случае было детскими игрушками. Трудности начались с вопроса о финансах юноши. Первый вариант шёл легко, изложение было немного юмористическим и давало понять благотворителю, что его драгоценные утешительные бальзамы были направлены на то, чтобы попытаться вправить мозги получателю там, где потерпели поражение другие средства. Она даже получила удовольствие, пока писала. Однако перечитав, она обнаружила, что письмо создавало впечатление какого-то нарочитого нахальства. Она разорвала его.
Студентки создавали сильный шум своим топотом и смехом в коридоре. Харриет про себя послала им проклятья и сделала новую попытку.
Второй проект начинался натянуто: «Дорогой Питер, я пишу от имени Вашего племянника, который, к сожалению…»
Этот вариант, когда он был закончен, создавал впечатление, что она не одобряла как дядю, так и племянника, и стремилась в максимально возможной степени отделить себя от их дел.
Она разорвала его, послала студенткам новое проклятье и сделала третий заход. В законченном виде этот вариант напоминал динамичную и горячую молитву от имени молодого грешника, но содержал удивительно мало благодарности и раскаяния, которые ей было поручено передать. Ошибка четвертого варианта заключалась в уклоне в противоположную сторону, в результате он выглядел просто неискренним.