Встреча. Повести и эссе
Шрифт:
Нет, не нужно лгать себе — Тереза тоже была необходима ему не меньше книг и коллекций. Выросшая в мире интересов своего ученого отца, она с детства привыкла к атмосфере кабинетных занятий и писательства; может, это и явилось решающей причиной, почему он женился на ней незадолго до переезда своего в Вильну. А ведь совсем еще недавно перед тем, в феврале восемьдесят четвертого, он помнил точно, — тогда еще Спенер приехал и попал на смотрины, — он говорил ему, получив приглашение от брата польского короля, князя-епископа Плоцкого, что о женитьбе нечего и думать пока, разве что в дороге что-нибудь подвернется…
Чего в самом деле мог он ожидать от брака? Знал ведь или думал, что знал, сколько в нем несвободы, хлопот и неприятностей — видел же, каково приходится теперь его брату
Но потом была пасха. Он поехал в Гёттинген. И, оглядываясь назад, он должен признать, что за всю его жизнь не было второй такой насыщенной неожиданными событиями недели, как эта, проведенная в доме профессора Гейне, у которого он остановился и к которому приехал в первую очередь затем, чтобы просить отеческого совета.
Он приехал, так сказать, с видом на Вильну, с перспективой жить одному в незнакомой Польше. Спасти от одиночества могла только женитьба. Но на ком? Какой у него был выбор? Каролина, как он узнал по приезде, была обещана скучному окружному медикусу Бёмеру и уже собиралась отправиться с ним в Гарц. Оставалась Тереза… Она вязала чулки для подруги, показывалась в обществе только с нею и была свободна, как птичка.
Он стал больше обычного уделять ей внимания. Вскоре дошло до объятья и беглого поцелуя в саду, когда они несколько отдалились от общества, которое и на сей раз, как всегда, составили университетские профессора со своими семьями. Ночью после этого она пробралась к нему в комнату, шепотом клялась ему, что полюбила с первой минуты, еще тогда, девчонкой, когда он подарил ей эту ткань, привезенную с Таити. Конечно, теперь она любит его еще больше и отправится с ним в Польшу и в любую, самую отдаленную точку земли, о которой она только и знает что из его рассказов, на Огненную Землю, например, или на остров — надо же, такое совпадение! — Пасхи. Он, такой серьезный, такой умный, такой сильный, только он один может составить счастье ее жизни, которое состоит в том, чтобы делить с ним все невзгоды и заботы… На другой день все заметили, что они отсутствуют. Вечером он поговорил с Гейне. На следующий день они уже, хоть и скромно, отпраздновали помолвку.
Непонятным осталось ему — такова уж, видимо, загадочная женская душа — то участие, которое приняла в устройстве сердечных дел Терезы Каролина, все время поощрявшая ее быть поактивнее. Он-де единственный мужчина, который может составить ей пару…
Мысли его путались, он был утомлен. Вспомнилась его «Сакунтала». Он нашел драму Калидасы в Англии, как ему тогда казалось, случайно, но то не был, конечно, случай — ведь именно в то время он ощутил первые заморозки в своем браке. Он был зачарован теплотой этой пьесы, тем гимном супружеской верности, который был в ней заключен, и теперь еще помнились ему строки, за которые благодарил его Гёте: «Цветов ли весны, плодов ли осенних взжелаю…» Он видел перед собой Индию, в которой правили мудрость и любовь. Паруса, мощно раздуваемые ветром. Белые корабли и один бесконечный голубой бархат неба над колышущимся океаном…
Вдруг в дверь его постучали. Он приподнялся. Вошел человек, в котором он, несмотря на сумерки, сразу же узнал секретаря Сен-Жюста.
Форстер с трудом попытался оторваться от кресла.
Но человек этот вежливо просил его не вставать. Он лишь сейчас узнал, что Форстер болен, иначе давно бы уже пришел, чтобы вручить квитанцию на пару сапог, которую тот забыл в прошлый раз в павильоне Флоры.
Он зажег свечи в канделябрах, положил на стол бумажку и негромким, но твердым голосом продолжал: «Кроме того, гражданин Форстер, я уполномочен передать вам просьбу Комитета общественного спасения. Там знают, что вы, как никто другой, знакомы с местностью между Шпейером и Ландау, и надеются, что вы сумеете оказать помощь командованию».
С этими словами он подошел к карте рядом с дверью и ткнул пальцем в какую-то точку близ Страсбурга.
«Главная ставка наших войск в Эльзасе расположена непосредственно перед вайсенбургской линией. Вот депеша, вы сами можете удостовериться».
Форстер прочел составленный из коротких фраз текст. Под ним стояла подпись Сен-Жюста.
Глава седьмая
Вы знаете сердце человеческое и
ведаете, сколь могучую силу
сохраняет оно до последнего удара,
сражаясь с неприятностями.
Так и со мной.
На другой день он просил Тадеуша раздобыть для него карету. Тот не осмелился перечить, но сразу же поставил в известность Малишевского. Однако ни упреки, ни предостережения, ни самые забористые польские проклятья делу не помогли — Форстер твердо стоял на своем. «Милый Петр, — говорил он, — будь ты в моем положении, ты поступил бы точно так же. Меня тут давит потолок. Я задыхаюсь. Кроме того, мне сегодня значительно лучше».
Он лгал, конечно, во всяком случае полулгал, описывая свое состояние. Однако возможность обзавестись новыми сапогами и в самом деле радовала его и не давала усидеть в своей берлоге. Сапоги понадобятся ему зимой, которая — по теперешней мерзкой погоде было видно — обещала быть холодной и слякотно-снежной. На Ля Вилетт, улочке за собором, находилось, как он знал, большинство кожевенников и сапожников, а для того, чтобы обмерить его ступни да икры — бог мой, как они высохли! — нужно было явиться туда самому.
Хотя его познабливало, поездка по городу пришлась ему по душе. Нашел он и мастера, который обещал соорудить ему сапоги всего за несколько дней, ибо, как он подчеркнул, он верил в неподкупность Комитета общественного спасения. Каждый кусок кожи, который проходит теперь через его руки, идет на солдатские сапоги, и он, сапожник, ускоряет таким образом поход против врагов отечества.
Форстер поблагодарил старика и распрощался. Он чувствовал, что сегодня ему везет и, взобравшись снова в кабриолет, который ждал у мастерской, велел ехать к Онфрою, своему книготорговцу. На этот адрес приходила почта, и, может быть, его уже ждал пакет с какими-нибудь вещами, спасенными из Майнца, с рукописями или дневниками. Нет, возвращаться в постель, где грызет уныние, не хотелось. Ему нужны были люди, с которыми можно поделиться своей радостью, пообщаться, обменяться мыслями, свежими новостями, просто поболтать наконец. Что слышно о Северной армии? Как развиваются события в Эльзасе? Депеша Сен-Жюста, особенно выказанное доверие, очень взбодрили его и взволновали, он даже забыл на время о всех своих болячках. Да и опиум действовал. Надо совладать с болезнью, перехитрить ее, обуздать. Революция нуждалась в нем, в его помощи, он понимал, что может пригодиться при штурме вайсенбургской линии с опорным пунктом — крепостью Ландау, окруженной пруссаками.
Онфрой жил неподалеку от Люксембургского дворца, на одной из улиц, выходивших на площадь, где высился недавно построенный Шальгреном «Одеон». Там же помещалась и лавка, состоявшая из двух одинаковых помещений: собственно магазина и несколькими ступеньками возвышавшейся над ним, вроде сцены, комнаты, в которой в непринужденном порядке были расставлены столы и стулья, — здесь можно было почитать свежие газеты и журналы, а также заказать в кафе, куда прямо из комнаты вела стеклянная дверь, какие-нибудь напитки. Место для встреч и дебатов самое подходящее, вот сюда и стекались студенты, актеры, скучающие денди и прочий праздный народ, так что двери хлопали здесь непрерывно.