Встретимся через 500 лет!
Шрифт:
– Однако вернемся к нашим бананам, - потер заболевшие виски судья Данцигер.
– Мадмуазель Жалле-Беллем, расскажите, пожалуйста, комиссару Мегре, что случилось в вашем доме вечером третьего дня.
Мадмуазель Генриетта обернула к Мегре лицо, продолжавшее красиво пылать. Профессору ее взгляд не понравился, он нервно застучал по столу серебряной своей пилюльницей.
– Мы поссорились, - отвечала женщина.
– По какому поводу?
– Мегре подумал, что грудь у нее повыше, чем у никогда не кормившей Луизы.
– Мартен сходил в баню и вернулся оттуда с корзинкой. В ней были три камня из парилки. Я спросила, зачем они ему. Сначала он сказал, что на память обо мне, но потом признался, что построил подле своей берлоги баньку, не всяко мраморную, а настоящую, у самого пруда, чтобы по-русски нырять в него после парной. И что давеча натаскал камней для обкладки печи, издали, от самой реки - она в семи километрах, но несколько штук при испытании полопалось. Я поняла, что он решил порвать со мной, и прямо ему об этом заявила. На это он ответил, что вообще-то ходит париться не ко мне, но в баню. И потому порывает не со мной, а с этой эклектичной славяно-римской мыльней, надоевшей ему до чертиков. И что в санатории полно женщин, которые раздвигают ноги, не задавая лишних вопросов. Рассердившись, я бросилась на него с кулаками, он ударил меня по голове, я его чем-то ударила. Кончилось все тем, что он затолкал меня во чрево...
– Во чрево?
– удивился Мегре.
– Мартен так называет... простите, называл мой чулан, в котором я хранила для него провизию...
– Спасибо, мадам, извините, мадемуазель, - посмотрел Мегре на женщину весело.
– Я удовлетворен. У меня есть к вам еще несколько вопросов, но они, ввиду личного характера, к данному делу не относятся...
Комиссар хотел досадить профессору, судя по всему испытывавшему симпатию к своей пациентке, но не рассчитал калибра, и накрыло его самого - Перен записал в перекидном календаре: «Дать знать мадам Мегре о влечении ее супруга к мадмуазель Жалле-Беллем». Впрочем, когда все ушли, он густо заштриховал эту заметку - семейные скандалы влияют на здоровье пациентов весьма неблагоприятно, а профессор, прежде всего, был врачом и лишь потом - человеком...
Дело было кончено. Каналь подошел к задумавшемуся Мегре, тепло улыбнулся, сказал шепотом:
– А я ведь в этот медвежий угол затарился, чтобы вас, комиссар, пришить. Отомстить, так сказать, за свою поломанную жизнь и за Рейчел рассчитаться.
– За Рейчел?!
– взметнул глаза Мегре.
– Если бы не вы, она бы не повесилась...
– Вы что несете, Бертран?! Ее убили ваши дружки!
– Да нет, это вы... Вы смотрели на нее, все время смотрели. Из-за этого она не могла жить, как все мы. И потому умерла...
Мегре сник. Сказал ломавшимся голосом:
– А почему тогда не пришил?..
– А потому!
– захохотал Каналь и, дружелюбно хлопнув рукой по плечу комиссара, пошел прочь.
14. Кошмары Маара
– Не понимаю, вас, комиссар, - сказал за обедом Люка.
– Вы, кажется, чем-то чрезвычайно довольны.
– Я?!
– воскликнул Мегре.
– Доволен? Конечно!
– Ну и чем же?
– Вами, Люка, вами я чрезвычайно доволен. Вас же допрашивали утром? Пусть спешно, но допрашивали?
– Да.
– И вы не сказали следователю и судье об двух важных вещах, о которых не имели право не сказать представителям правосудия? О двух важных вещах, которые не оставили бы камня на камне от принятой ими версии?
– Не понимаю вас, комиссар. О чем я не имел права не сказать?
– Подумайте, Люка, подумайте...
– Нет, я ничего не могу вспомнить. Этот лекарственный электрофорез...
– Что электрофорез?
– После него я многое забываю. Иногда свое имя. И потому, проснувшись утром, первым делом штудирую блокнот, в котором перед этой процедурой записал все или не записал, что должен о себе помнить, все события, разговоры и недодуманные мысли. Сегодня утром я не нашел его на прикроватной тумбе, потому вчерашний день для меня, что зебра с полосками «помню» - «не помню»…
Согласно анамнезу, Луи де Маара привели в клинику ночные кошмары. Они, жуткие по содержанию и последствиям, вошли в его жизнь со времен службы в посольстве Франции в Центральноафриканской империи. Вошли с того самого времени, когда император ЦАИ Жан Бедель Бокасса, прощаясь с ним после званого ужина в честь Дня Республики, сказал по секрету, что нежные антрекоты, которые так понравились молодому советнику Луи де Маару, на самом деле не из телятины, а из Пьера Дако, личного кулинара Главы государства.
Мегре, в чем-то беззаботный и впечатлительный, как все французы, узнав обо всем этом, малодушно пожалел о знакомстве с человеком, в сущности, являвшимся бациллоносителем, то есть распространителем подобных кошмаров. Пожалел после того, как ему приснилось, что он есть людоед-полицейский, расследующий факт людоедства на людоедском острове, и что его, в конце концов, линчуют посредством съедения.
Профессор Перен, сочувствовавший Луи де Маару, перепробовал множество лекарственных средств, но навсегда избавить пациента от кошмаров, внедрившихся в его организм вместе с мясной пищей, не сумел. Выручал Маара лишь ежевечерний лекарственный электрофорез с импульсным током, после которого бывший дипломат забывал на какое-то время не только о котлетках и вырезках Бокассы, которые тот, издеваясь посылал ему еженедельно, но и свое имя.
Так вот, Люка ответил комиссару: «После электрофореза я все забываю», и комиссар, вспомнив о беде «коллеги», рассказал, что на голове трупа Мартена Делу не было отметин от ударов булыжниками - это видели все присутствовавшие при «эксгумации» того из-под кучи хвороста.
– А второй факт, который я не открыл судье?
– спросил Люка, попытавшись вспомнить, как выглядел труп, им обнаруженный.
– А второй факт, вернее, вещественные доказательства, о которых вы не по своей воле умолчали – это окровавленные волоски, которые мы с вами обнаружили в чулане мадмуазель Жалле-Беллем. Их экспертиза, несомненно, показала бы, что черный волосок возрос на голове последней, а белокурый – на оной Люсьен, дочери мадам Пелльтан.
– Но почему смолчал профессор? Почему он не сказал, что на голове Делу не было гематом?
– Видимо, он просто хотел спровадить судью Данцигера и этого, как его...
– Следователя Лурье.
– Да, спровадить судью Данцигера и следователя Лурье.
– А как вы думаете, что на самом деле случилось в номере Генриетты в тот вечер?
– Не люблю высказанных предположений, ведь мысль изреченная есть ложь, не так ли, Люка?
– улыбнулся Мегре.
– Вы улыбаетесь, вам смешно... А я думаю, что история эта плохо кончится...
– смущенно проговорил бывший дипломат, карьера которого плохо кончилась.
– Может быть, забудем о ней и просто сыграем в шахматы? Ведь мы уже два дня как не играли?..