Встретимся в Эмпиреях

Удачин Игорь

Ребятам объяснили, что находиться рядом с Аборигеном, шутить в его обществе, вести ненавязчивые беседы, тем более изливать душу — больше не сможем. Ребята поняли и приняли наше решение, хотя недоумения своего поначалу не скрыли.

Возможно, Абориген вовсе и не был целенаправленным агрессором в той ситуации. А был, скорее, даже жертвой. Жертвой одиночества и постоянного страха, терзавших юношескую душу, которые довели бы до полоумия любого на его месте. Но мы не собирались копаться в вопросах психологии, заниматься этикой и дешевой благотворительностью. Ожесточились. Зачерствели для всего этого. Научиться слушать, понимать, сопереживать и прощать —

то же, что начать жить заново. А такой роскоши мы не имели… Абориген для нас «умер».

Превратиться в предмет долгих и драматичных обсуждений этому происшествию, в общем, и не было суждено. Потому что жизнь не застаивалась на месте, и происходили события, о которых следует рассказать.

А началось вот с чего. Виктория невзначай поведала нам об одном инциденте, случившемся с ней не так давно.

Если задуматься, вполне символично, что главная улица нашего рабочего квартала — тупиковая. Но не стану разглагольствовать не по существу и сразу перейду к делу. Ближе к тупику жилых домов не строили. Обветшалые фабрики, склады, автомобильное кладбище — в такой вот странной компании расположилась и круглосуточно работала аптека «Здоровье 24 часа». Сразу отмечу — не очень популярное среди населения заведение, делающее выручку большей частью в ночное время суток на ежах^[2]. Мне редко, но все же доводилось туда захаживать за пластырем, пузырьком йода или другой мелкой чепухой.

Владельцем аптеки был лет тридцати пяти этакий откормившийся, кровь с молоком, наглый да и попросту, извиняюсь, гнилой мудлан. Меня послушать, так кругом одна сволота и мразь, ха! — а что поделаешь. О хороших людях и говорить-то особо нечего, они просто хорошие и все тут, а вот о таких рассказывать-не-пересказать, пока слюна во рту не иссякнет…

Вы, конечно, понимаете, как раздаются прозвища. По самому характерному, чаще — особо бросающемуся в глаза внешнему признаку. Этот тип носил точеную козлиную бородку, поэтому мы называли его… нет, не козлом, что было бы достаточно уместно — называли мы его Бородой. Как «Бороду» его знали многие, а подслушали мы это прозвище еще давно из речи двух ежей, с которыми имели короткое шапочное знакомство.

Борода держал в аптеке двух сменных дежурных продавцов (днем), а по ночам стоял за прилавком сам. Похоже, он был совой, да и клиентуру после двенадцати составляли без малого исключения одни ежи.

А теперь — что касается Виктории.

Была уже ночь, когда мать разбудила Викторию невыносимыми стонами. Извечная беда родительницы — боли в суставах. Оказалось, лекарство, которое хоть как-то помогало, в доме закончилось, и Виктория несмотря на поздние часы собралась в аптеку.

Борода посасывал баночное пиво, с приятным напряжением изучая букмекерские коэффициенты на спортивные события недели, когда дверной колокольчик звучным «дин-дон» известил его о вошедшем в «Здоровье 24 часа» посетителе. Приподнявшись в кресле и высунув свое щекастое, раскрасневшееся от выпитого пива лицо из-за прилавка, Борода увидел привлекательную молоденькую девушку с запрятанными в брюки хорошенькими, вероятно, ножками, каштановыми волосами и парой прелестных юных грудок, так и «зовущих» потискать себя. Это была Виктория. Складки ядовито-желтых шорт Бороды в области паха моментально, надо думать, разгладились, натянув материю до треска. Взгляд сделался липким, устремленным. Борода откашлялся и, превратив рот в приторную улыбку, вышел к витринам.

— Что интересует молодую леди?

— Болеутоляющее.

— Что же у молодой леди, такой прелестной и цветущей, может болеть? Прямо-таки не верится!

— Это не для меня. Для мамы.

Бороде, следует отдать ему должное, удалось разговорить Викторию — что и придало ему, забегая вперед, смелости в действиях. Разговорить таким великолепным образом, что та выложила ему и про больную мать, и про училище, и про осенний призыв. Знал, пройдоха, как втереться под кожу.

Итак, перепрыгиваю большую часть их разговора и рассказываю дальше.

— А у тебя есть мальчик, девочка? — посчитав в определенный момент свои заискивания уже ненужными, напролом попер Борода.

— О чем вы меня спрашиваете? — возмутилась Виктория.

— У, маленькая игрунья. Ты знаешь, о чем, — осклабился аптекарь, обмакивая платком выступающую на щеках испарину (он имел свойство потеть так же обильно, как и все люди его полной комплекции). — Тебе скоро на войну, а ты, глупышка, наверно, еще многого не попробовала, не погуляла как следует. Не хотела бы заняться «этим» с настоящим мужчиной? Э-э… со мной.

— Продайте мне лекарство, и я уйду, — стиснув зубы, проговорила Виктория, раскрасневшись до такого же цвета лица, какой был у Бороды, словно пиво этой жаркой ночью они пили в одной компании.

— Сейчас, именно сейчас, ты никуда не уходишь — и я отдаю его тебе без разговоров о дурацких деньгах. Столько, сколько сможешь унести. А? По рукам?.. Ой, какие маленькие сладкие ручки…

Борода потянулся своими волосатыми лапами к рукам Виктории. Могло показаться, аптекарь просто дурачится. Но это был коварный маневр — он рванулся и крепко ухватил ее за талию и за грудь.

— Попалась?! Гы-гы-гы, — затрясся от хохота Борода, козлиная бороденка которого запрыгала вверх-вниз как щетка в руках умелого чистильщика башмаков.

Короткие припухлые пальцы аптекаря словно зажили обособленной жизнью от его толстых, казавшихся донельзя неуклюжими рук. С необычайной проворностью они зашныряли по всем без исключения запрещенным закоулкам юного и хрупкого тела Виктории. Виктория что есть силы закричала. Слезы градом покатились по ее щекам, но противопоставить цепкой хватке Бороды она ничего, увы, не могла.

— Ты что, девственница? Ну да-к мы это исправим, гы-гы-гы, — приперев Викторию к торцу витрины, гоготал толстый аптекарь, пытаясь сорвать с девушки одежду.

— Отпусти, подонок! Не то я…

— Что ты? Что ты-ы?! — зажав Виктории рот, продолжал свои грязные домогательства Борода. — У-у-у-уфф!! — болезненный вопль аптекаря в следующую секунду эхом разнесся по помещению. Это Виктория, прошмыгнув освободившейся рукой внутрь незапертой витрины, нащупала увесистую склянку с лекарством и заехала Бороде по причинному месту. Хватка ослабла, и Виктория выскользнула на свободу.

Борода на удивление быстро оправился и поначалу кинулся догонять нашу подругу. Но было уже поздно - птичка упорхнула.

— Чтоб ты сдохла на этой войне, сучка драная!! — последнее, что услышала Виктория в свой адрес из уст сотрясающего кулаками, полного бешенства Бороды.

Вернувшись домой, обессилившая и готовая в любой момент разреветься, Виктория с облегчением нашла свою мать заснувшей без лекарства. Утром она купила нужные медикаменты в другой аптеке…

Любая нормальная девушка, рассказав подобную историю (если таковая с ней случалась), вряд ли смогла бы сдержать себя, чтобы снова не расплакаться. Этого не избежала и Виктория. А мы — я, Демон и Слива — как обмороженные переводили свои забитые взгляды друг на друга.