Встретимся в Эмпиреях
Шрифт:
— Попал! В «голову»! — кричит с тридцати пяти метров.
Я воодушевляюсь. С первого раза и с такого расстояния! Прямо скажем, колдовская удача.
— Молодец, Гоголь, — сбитый с толку, хвалит меня Демон. Кладет руку мне на плечо. — Дальше, знаешь что — попробуй двойным хватом. Нас этому не учили, но в реальной боевой ситуации это удобнее и надежней, поверь мне. Выбери мишень поближе, не выкрутась.
Выбираю отметку «удаление 25».
Теперь Демону действительно есть чем блеснуть. Так стреляют только в фильмах или вправду на войне, но уж никак не на сдаче норматива в училище. Я берусь палить в молоко в лучшем случае через раз — то, что и «надо» моему другу, чтобы самоутвердиться. Сменив меня, он промахивается лишь однажды. Но вернувшись к старому хвату, я попадаю четыре из шести. Скрытое соперничество заканчивается вместе с патронами в магазине.
— А с двух рук смог бы?
— Не-а. Никогда не пробовал.
— Эх, жалко, показал бы. Патроны вот тратить неохота!
— Да не бери в голову. И так нормально.
Настрелялись. Возвращаемся в пристанище, и внутренние ощущения, не совру, как после хорошего сексуального приключения. Мужская природа, природа воина, проснулась — и надо же было стервецу Демону пробудить ее во мне!
Долго и с интересом разговариваем об оружии. Много курим. Между делом Демон намекает Аборигену: мол, заболеем, неплохо бы прогреть внутренности алкоголем и подкрепиться. Тому ничего не остается, как предложить нам содержимое припрятанного пакета, но у меня создалось впечатление, будто Аборигена обескуражил подобный поворот. Подспудно все это время — с тех самых пор, как мы с Демоном появились в «недостройках» — у знакомого нашего, наверное, только и стояло перед глазами, как, спровадив нас, он управится с припасами один. И на тебе — облом! Я лишь невинно мысленно хмыкнул. Мне было невдомек, что это первый отголосок совершенно неприятного открытия, связанного с Аборигеном, которое нам еще предстояло сегодня сделать.
После еды и выпивки появляется расположение к беседе на философские темы. Довольно глупо как всегда. Но куда, скажите, нам, юнцам, покорителям химеры, не знающим бездумного покоя, убежать от этого?
Демон по-прежнему не выпускает пистолет из рук, хоть и убеждал так долго, что ствол должен находиться, холодя тело, за пазухой, и хвататься за него каждую секунду не следует. Вертит временами на пальце как киношный ковбой, но в основном просто завороженно разглядывает. Не отрывая взгляда от предмета своего любования, именно он и начинает разговор первым:
— Не так давно колоритнейшая мысль меня посетила по поводу нашей жизни: что она есть такое.
— И что же она такое? — вынуждены поинтересоваться мы с Аборигеном.
— Мы все чего-то ищем, все куда-то бредем. Но не замечаем, что путь наш упрямо пролегает вдоль беспросветно-нескончаемой Стены. Время от времени, словно по команде чьей-то, останавливаемся, поворачиваемся лицом к этой Стене, нюхаем кирпич, из которого она сложена, и даем поймать свой бестолковый затылок в прицел. Звучит холостой выстрел — мы вздрагиваем и… как зомби бредем дальше. Это происходит не единожды, но когда-нибудь выстрел обязательно будет настоящим, — Демон не упускает возможности сымитировать его, приставив дуло пистолета к кожным складкам своего широкого лба и, гримасничая, откидывает голову назад.
— Талантливая фантазия. Боюсь только, она так и погибнет в твоих извилинах от одиночества, — беззлобно подтруниваю я над Демоном, но шутки моей он не оценивает.
— Разве можно придумать определение нашей жизни точнее? — не очень-то скромно вопрошает Демон.
— Наверное, можно. Только смысл в придумывании этих определений? Приумножать свое ничто?
— Ну давай, попытайся.
Молчу.
— А ты, Абориген, — обращается к Аборигену Демон, сплевывая себе под ноги.
Того застали врасплох — согнутым в крючок безымянным пальцем изучает щербину во рту.
— Не знаю… Одно могу сказать: жизнь стоит того, чтобы бояться умереть. Слишком уж коротка она, чтобы не бояться.
— Эх! У тебя одна все песня, — как от заразного больного отмахивается от Аборигена Демон. — Жили бы мы с тобой в другие времена и в другой реальности, все равно по разным бы тропам ходили… Все понимаю! Но не хочу ничего бояться! Обрыдло!! Да чего я тебе объясняю вообще…
Демон переводит запальчивый взгляд на меня, а я мысленно возвращаюсь к последнему разговору с Ней. Вспоминаю обо всех дурацких недомолвках, обиде, о ширме ничего не значащих слов, за которой я прятался, и как обычно был поднят на смех. А почему, собственно, ничего не значащих?! Может быть, мы только тогда и докапываемся до сермяжной правды, когда хотим прикинуться чудаками, поюродствовать?..
Абориген, не угодивший Демону с ответом, уязвлено помалкивает. А я вдруг забираю обратно слово, от которого отказался минуту назад.
— Может, я не в тему — но мы ведь о жизни что-то говорили… Странно… Кто-то ответит, что жизнь лишь мгновение, но это будут те, кто не умеет проживать каждый ее миг с полной самоотдачей. Не умею этого и я. Но я, в оправдание себе, всегда жаждал постичь, как добиться такого сверхсостояния. А желание достигнуть цели неуклонно должно приближать тебя к самой цели. Это дарит тебе ощущение бесконечности, ты удостаиваешься права прикоснуться к ней… хотя бы только в своих мыслях… гм…
Оба молчат. Что они сейчас думают? Наверное, что я кретин и не умею пить… Не важно. Меня опять захлестывают мысли о Ней, от которых так хотелось отгородиться! Спрятаться как в далекие детские годы в каморке для зимней одежды и, плотно-плотно зажмурив глаза, утопить лицо в ладонях. Никто тебя не видит и не слышит, ты в сотворенных тобою пределах недосягаемости, а значит, ты не существуешь… и все плохое, от чего хотелось плакать, теряет значение…
— Это как чаша с прекрасным напитком, — заставило меня что-то заговорить дальше. — Один выпьет залпом. Крякнет. Размахнется и разобьет на удачу. В этом - он весь. А другой приспособит к чашке крышечку, запрячет под подушкой и будет отпивать по ночам по капле, подальше от лишних глаз. Напиток потеряет вкус, выдохнется, даст осадок и превратится в конечном итоге в нечто пригодное только для смачивания обезвоженных губ. Но этого он замечать не захочет…
— Занятно, Гоголь, — хлопая меня по плечу пистолетом, отзывается Демон (я краем глаза убеждаюсь, что флажок предохранителя в блокирующем режим огня положении). — Порой мне мерещится, что ты оперируешь моими собственными мыслями, которые уже где-то там затрепыхались в башке, но во что-то законченное вылиться не успели. А ты — бац! — и оформил. Эх…
Пока Демон говорил, случайно натыкаюсь на не поддающийся пониманию колючий взгляд Аборигена. В голову, правда, не беру — со всей своей простотой подмигиваю ему и отвожу глаза в сторону.
— Воспринимать твои слова как комплимент? — обращаюсь к Демону.
— Больше, чем комплимент.
— Спасибо. Ты тоже про Стену и про выстрел неплохо выдал.
— Благодарю.
Мы, не сговариваясь, расхохотались. Может, Абориген и не понял — но такой обмен любезностями для нас с Демоном был не свойствен, а потому от него разило комичностью.
Кстати, моя «любезность» имела некоторое негласное продолжение. Где-то через неделю или около того я написал песню под двумя равнозначными названиями: «Выстрел» и «Цель №X». А авторство с готовностью разделил про себя с Демоном, натолкнувшим на идею сочинения.