Встретимся в Эмпиреях
Шрифт:
— Чего пропал? — спрашивает.
— Я пропал? Я не пропадал.
— Ой ли!
— А ты что, по мне соскучилась? — бравирую я.
— Соскучилась, — отвечает Она вопреки всем моим ожиданиям совершенно по-простому, без притворства.
Вся спесь с меня необычайным образом слетает. И все же напоследок хочется в каком-то смысле проверить Ее, что ли…
— Но, наверное, нам нужна была эта пауза? — не без осторожности высказываю намеренно лукавое предположение. Разумеется, Она его опровергнет, и уж тогда я поведу себя совсем иначе — враз избавлюсь от всей этой шелухи неврастеничного
— Наверное… — задумчиво тянет Она. — Может, нам нужна пауза и подольше: кто знает…
Закипаю — никакие описания просто не подойдут! Так и хочется расколотить телефонную трубку об стену! Только что во мне готова была прорваться плотина, сдерживающая все лучшие чувства к Ней, а Она взяла и все испортила, вновь расставив нас в позы. Внутри меня набухает обида, какую я знал в себе только в ребячьем возрасте. «Спокойно, Гогольчик. Спокойно, мальчик. Это ведь Она! Сколько еще наступать на одни и те же грабли? С Ней можно быть только бесчувственным роботом, и тогда чувства, возможно, начнут просыпаться в Ней самой», — лишь такой полуироничный внутренний диалог иногда и спасает.
— Ты верно говоришь, — отвечаю я с трескучей сухостью в голосе, — у нас уйма времени, чтобы разобраться в себе. Никогда ничего не бывает поздно.
— ?..
Нутром ощущаю Ее короткое недоумение. Но по опыту знаю: переборет.
— Не молчи. Скажи что-нибудь. Я уже начал забывать твой голос.
— Тебе ведь через два месяца в армию? — с необычайной непосредственностью слетает вопрос с Ее уст.
— Да. Зачем ты спрашиваешь?
— Я хочу знать, что ты чувствуешь по этому поводу. Это же…
— У меня еще целых два месяца! Рано забивать голову всякой чепухой.
— А тебя не посещали такие мысли, что…
— Целых два месяца!
— Но ведь…
— Все зависит от интенсивности жизни. Некоторым за один день удается прожить жизнь полнее и красочней, чем другим — за годы. А у меня целых два месяца!
— По-моему, ты чересчур ударился в философию или что-то в этом роде.
— Философия, по одному из последних определений, — наука о будущем и о вечной жизни. Дисциплина как раз для меня очень актуальная. Зубрю на «отл» и по ходу даже разработал несколько собственных теорий.
Замечаю, что плету настоящую околесицу, но это меня ничуть не смущает. Моя собеседница некоторое время обескураженно молчит.
— Ты думаешь, тебе идет все то, о чем ты говоришь? — задает Она вдруг простой, но если вдуматься, коварный вопрос.
— Я стремлюсь к тому, чтобы жить интенсивно, — гну свое, пытаясь внести побольше неразберихи в разговор.
— Для этого нужно быть с сумасшедшинкой в голове и в сердце, нужно уметь совершать безрассудные поступки.
— Это так, — с готовностью соглашаюсь я.
— А ты! Каким поступком можешь похвалиться ты?!
— Я…
— Ты даже не мог набраться смелости позвонить мне все это время. Просто набрать номер моего телефона и сказать «привет, как дела». Не продумывать каждое свое слово, а просто предложить встретиться. Провести время не с той фантастической интенсивностью, о какой ты только что бредил, а просто с какой умеешь. Просто.
Я даже не желал
— Зачем ты делаешь так, чтобы я чувствовал себя жалким? Больше, чем есть на самом деле… Это как всегда, не правда ли? — задаю дурацкий вопрос. Но после всего, что успел намолоть — какая, в сущности, разница…
— Мне нравится издеваться над тобой, — отвечает Она.
От Ее слов я готов расхохотаться и расплакаться одновременно. Тон голоса, с которым Она это сказала, был универсален: он подошел бы и к издевке, и к признанию, и просто шутовству. Ах эта не поддающаяся никаким объяснениям натура!
— Ты действительно думаешь, что я не способен на безрассудство?
— Да, я так думаю.
— Это довольно обидное для меня заявление.
— Ты взрослый мальчик. Выдержишь.
Минутная пауза в разговоре. Миллион противоречивых мыслей забиваются в голову. Мне уже самому странным образом невдомек, зачем все это выяснение отношений. Впрочем, ни в какой другой ситуации я уж точно не узнал бы о себе столько нового…
— Давай сегодня встретимся, — вконец зарапортовавшись, не слишком уверенно предлагаю я, а значит — лучше бы молчал.
— Сегодня — нет. Как-нибудь — может быть.
— Что ж… Тогда — пока?
— Пока.
Вот и поговорили!
Буквально тут же — хотя такое для меня очень несвойственно — я забылся глубоким сном.
Мне снился враг. Что за враг? какой природы? — объяснению не поддается. Враг-абстракция. Он убегал от меня, а я настигал и бил, не зная пощады. Словно очищался этой злостью, если можно такое вообразить. Вот выплесну всю, без остатка — и не будет больше ненависти ни к кому и ни к чему… уже никогда!
Только наступившее утро и пробуждение умерили мою неистовую горячность. Слух тревожили короткие гудки — рука все еще прижимала неповешенную телефонную трубку к затекшему уху.
«Не способен на безрассудство?..»
Поднявшись, подхожу к зеркалу и с угрюмым видом изучаю то, что оно мне показывает.
Выпускная пора. 3 июля
Медленно, но верно, как вода из неплотно завернутого крана, истекали последние задушевные денечки. Почему я называю их «последними задушевными»? Да просто потому, что в те дни мы еще могли позволить себе быть по-своему беспечными; чтобы эта беспечность не нарушала зыбкой гармонии нашего особого внутреннего состояния, равно как принимала временное перемирие с факторами внешними. Вихрь перемен, где-то блуждающий, не успел еще ворваться в наши жизни безоговорочно, и мы были рады тому, что с нами происходит, а выразиться точнее — рады, что пока не происходит ничего. Умы пребывали в своеобразной приятной спячке, которая, конечно же, не обещала продлиться вечно. Лишнее напоминание: совсем скоро нам предстоит проститься с училищем и его набившими оскомину порядками. Ни о чем жалеть в связи с этим не приходилось — приходилось размышлять: что же после?.. Вопросов назревало пугающее множество. Но точно не сегодня, не в этот вечер…