Встретимся в Эмпиреях
Шрифт:
А вообще, сущий вздор, о чем осталось рассказать… Когда я не с Ней, то всю свою неизрасходованную пацанячью дружбу выплескиваю на Ламантина. Так уж вышло, что он у меня один за троих теперь… В отличие от меня, трутня, Ламантин устроился на работу. Но на такую, чтобы о ней, как он говорит, не думать. На склад канцелярских товаров. «Дописывай, Гоголь, — все твердит (с некоторых пор стал называть меня Гоголем), — я за тобой как за ребенком ходить буду, только начатого не бросай на полдороге». И лишить Ламантина удовольствия от этого шефства — а главное, лишить цели, которую он превратил в нашу общую — значит, надругаться над чем-то важным и неотъемлемым в нем и во мне. Он убедил.
Не знаю, о чем я думал, когда писал первые строки своей истории. Они рождались по осени, в очень сложный для меня период — но едва ли требовали больших моральных затрат, если взяться сравнивать с этими, завершающими, еще пахнущими чернилами.
Я вновь и неминуемо возвращаюсь к «воинам». Демон. Виктория. Слива. Мои друзья. Они действительно были Воинами. Они пришли на эту землю дать бой обыденности и безразличию. Они пришли стать легендой… даже если из всех живущих подобное утверждение верно для одного лишь меня. О да, теперь понимаю ясно: я счастливый человек, ведь я был вместе с ними в этом бою. Мы так много думали о том, как закончим свою жизнь, но никогда не задавались вопросом, будет ли что-то после. Я и сейчас стараюсь об этом не думать, и все же каждый раз, ночью, — не понимаю, что заставляет меня — подхожу к окну и, вглядываясь в темную бездну неба, разговариваю с ними…
— Как ты там, Виктория?
Виктория: «Ты не поверишь, но здесь очень даже мило, Гоголь».
— Неужели, Вик?
Виктория: «Ага. Так и есть. Мы веселимся и ничем, похоже, кроме этого не занимаемся! Удивительно!»
— А как там Слива?
Виктория: «Спроси у него сам! Что он, маленький, что ли?»
— Эй, брат! Как ты там, Слива? Присматриваешь за нашей принцессой?!
Виктория: «Ну, я от тебя не ожидала, противный!»
(Как помню - всегда обижалась на «принцессу»).
— Ха-ха, Вик, капризуля какая!
Слива: «Спрашиваешь, Гоголь! Глаз с нее не свожу!.. Гоголь, тут такой же парк, как наш, представляешь! Мы скоро позеленеем, наверное, оттого что из него не вылезаем, ха! Только не вздумай распускать нюни, что ты не с нами! Все так, как должно быть. Ты понимаешь?»
— Теперь ты говоришь мне: «Не распускай нюни». Все правильно. Так и должно быть… Ну а где этот разнузданный переросток?! Что-то он на редкость молчалив… Демон!
Демон: «Привет-привет, Гоголь-дурилка!..»
— Рад встрече, брат! Рад снова тебя слышать.
Демон: «Я тоже. Брат!»
— Как ты там? Рассказывай.
Демон: «У нас так все здорово, Гоголь, что и рассказывать будто не о чем. Мы ведь не привыкли говорить о том, как все «лучше некуда», правда же? Главное — не забывай о нас. А мы-то с тобой всегда. Мы рядом!»
— Я это знаю… Ребят, я хочу о той своей мечте вам… я…
Ну, хватит.
Если вовремя не вмешаться в игру воображения, оно способно унести в неведомые дали, лишить рассудка. А рассудок — так уж по всему выходит — мне еще в надобности.
Вытираю левой ладонью намокшие глаза, отпускаю в свой адрес крепкое словечко и, развернувшись, бреду от окна к постели — спать. Впереди ночь с ее магическими снами. Пока я еще бодрствую, успеваю кое о чем поразмыслить.
В голову упрямо забредают мысли, такие что… Виктория и Слива были бы достойны жить дальше и быть вместе. Они были бы достойны иметь ребенка. Так же, как Демон и Марго были бы достойны растить своего малыша, сильного и красивого, сами становясь чуточку лучше, воспитывая его; с замиранием сердец наблюдая, как с их помощью он познает мир — бушующий, жестокий и все равно удивительный. Я?.. А я, быть может, заслуживал бы дописывать эти строки в окопе, посреди пекла войны, вымазанный грязью, истаявший и отрешенный. Взгляните-ка на это.
…Команда приготовиться к атаке уже была, и я как раз ставлю последнюю жирную точку. Число. Месяц. Год. Закорючка-подпись. Захлопываю толстую потрепанную тетрадь, вместе с огрызком карандаша аккуратно помещаю ее в свой солдатский ранец и держу перед собой словно родившегося только что младенца — теперь я тоже Воин! Товарищи по взводу дожевывают остатки затвердевшей тушенки с сухарями, курят, проверяют боеприпасы — а я, как всегда, витаю в облаках. «Вперед, е!.. В атаку!» — орет ротный, и все внутри обрывается от этого крика. Поднимаюсь на ноги, сплевываю. Оставляю ранец в окопе и ухожу в бой, из которого уже не вернусь…
Но нет. В действительности все по-другому. Однако «все так, как должно быть», — сказал мне только что Слива-из-моего-воображения, и я вынужден согласиться и успокоиться. Принять эти слова как присягу. Как веру. Как религию завтрашнего дня. Все так, как должно быть.
Алый закат
Раздавил табуны —
Наши души они уносили.
Дорога назад,
Отмена войны —
Злой огонь в глазах погасили.
Липовый рай,
Словно шаткий сарай,
Проходили мы мимо, не глядя.
Хоть полуживые
Тела молодые
Оставить их там умоляли.
Отпечатать свой след,
Пронести свой огонь
Мы сумели сквозь слезы и пепел.
Свести жизнь на нет
Пожелал горизонт —
Он напалмом зажег покой неба.
Мы видели смерть:
Она как игра,
И соперников ищет повсюду.
Уставший терпеть
Уходил навсегда,
Не спросив, как вернуться Оттуда.
Липовый рай
Далеко позади.
Может, стоило там остаться?..
Кто выбирал
Нам такие пути —
Будь спокоен. Тебе не воздастся.