Встретимся в раю, дорогой

Тарасов Геннадий Владимирович

– Вот вы о чем… Мы думали об этом, но пока не получается. Не подобраться к нему никак. Скрывают адвокатские Мышмировского от людских глаз, стерегут, как самый главный свой ресурс. Предваряя ваш вопрос, ресурс сей числится на балансе Главной адвокатской конторы города Лимбонго, руководит которой наш проницательный дон Севрюха.

– Стало быть, этот Севрюха – и есть верховный дон?

– Так и есть.

– Или ёсть?

– Да нет же, есть.

– Как-то странно все, уважаемый Худодо. Господь сотворил Лимб, чтобы оказавшимся на распутье заблудшим

душам было, где пересидеть в тиши. Преклонить колени, поразмышлять, подумать. Но люди и сюда умудрились привнести свою мелочность, суету и стяжательство. Что же, выходит, не знал Он, что так будет?

– Знал. Все он знал.

– Тогда – зачем? Зачем все это?

– Худодо думает, что просто Господь имеет к нам, людям, слабость. Ведь каждый человек порой додумывается до вещей и смыслов, которых сам Всевышний не то, что не догоняет – упускает из виду. Тем более такое случается, когда все думают вместе и в одном направлении. Миллиарды комбинаций, плюс возможность мгновенной реализации придуманного. Вот ему и интересно, что еще эти людишки могут выкинуть?

– Н-да, глубокая мысль, надо ее перекурить.

Худодо приглашение не требовалось, он трубку, похоже, изо рта не вынимал. А вот Сан Саныч полез в карман, достал свои армейские, снова закурил. Вытянув ноги, он откинулся на спинку стула, с удовольствием затянулся.

– Да, интересно девки пляшут, – протянул раздумчиво. Запрокинув голову, с вниманием наблюдал, как сизые и зеленые клубы дыма ходят-бродят под потолком. Странно, но дым от его сигарет и дымы из трубки Худодо не смешивались, а вели свои отдельные партии, преследовали друг друга, как не совмещаемые субстанции, совершали сложный, ритуальный почти, танец перед тем, как протиснуться в одну единственную для всех вьюшку. Так и мысли в его голове водили хоровод, не смешиваясь, но и не выстраиваясь каким-то особым образом. Но, казалось ему, что-то там, какой-то смысл уже стал вроде бы проглядывать.

Не проронивший за все время разговора ни единого слова. Тянский как раз доел каравай. Банка с медом тоже опустела. Он собрал оставшиеся на доске хлебные крошки в кучку, оттуда смел их на ладонь, а с нее отправил их в рот. Довольно облизнулся, утер губы кулаком, похлопал себя по чреву.

– Ну-с, – спросил, – кто еще чаю хочет?

Сан Саныч глотком допил остатки чая и выдвинул чашку на середину стола.

– А – давай! – сказал.

Тянский, кряхтя, поднялся, забрал чайник и отправился греть его в очаге.

Сделав две быстрые затяжки, Доманский обратился к шаману: – Я так понимаю, уважаемый, что вы к своим донам состоите в некоторой оппозиции? Я прав?

– Можно и так сказать, – покивал Худодо сдержанно. – В некотором роде. Относиться с недоверием к властям – достойная гражданская позиция.

– Но не слишком прибыльная, не так ли? Что же вы хотите? И чего добиваются они?

– Они, ясно, чего добиваются. Сохранения и упрочения власти.

– А вы?

– Мы за возврат к традиции, желаем, чтобы все было, как прежде. Чтобы един Господь был у нас, и никаких адвокатов.

– Тогда другой вопрос возникает: чего Он от вас хочет, Господь ваш? Делает вид, что ни при чем здесь?

– Господь наблюдает.

– Конечно! А по-моему – устранился? Надоели ему и те, и другие.

– Нет-нет, не говорите так, Александр. Он наделил нас свободой воли и ждет, чтобы мы разобрались сами.

– Понятно, здесь то же самое, что и на земле. Он вроде бы есть, но его как бы и нет. Но мы-то знаем, к чему разборки между людьми приводят. Ничего хорошего не получится.

– Может, вы и правы. Только иного выхода у нас нет.

– Все так говорят. Севрюха с остальными донами тоже так, поди, утверждают? Кто он, кстати такой, этот Севрюха? Откуда взялся на вашу голову?

– Откуда и все, – пожал плечами Худодо.

– Вообще, он прежде был просто Севрюгой, – вступил в разговор Тянский. – Обычный кент, каких много. От иных отличался тем только, что язык имел хорошо подвешенный, особым образом, исключительно подвижный. Еще он всегда был чем-то недоволен, и по случаю своих недовольств речи толкал перед толпами, что тот Савонарола. Все время сам бунтовал и народ возмущал, то за нравственность выступал, то за дополнительное питание, то еще за что-то. Самое удивительное, что граждане его слушали, и шли за ним, как заговоренные.

– Вот оно как…

– Так и есть. И еще, ум у него очень изворотливый, ну, прямо, не знаю… Самого хитро вымудренного умника вокруг пальца на раз обведет. Это ж он тему с адвокатами придумал. Да, он. И придумал, и в обиход ввел. Навязал, можно сказать, тему всем желающим и того не желавшим. Естественно, он же ее и возглавил, сделался первым среди вторых, как он говорит. Народ же его и выбрал – в порядке разгула демократии. Да и как было не выбрать? Другие кандидатуры рядом даже не обозначились. Вот тогда он и стал Севрюхой.

– Доном Севрюхой.

– Доном, будь он неладен. А когда на службе у него появился этот упырь, Мышмировский, шутки закончились, процесс стал необратимым.

– Ты, Хотий, не сгущай все-таки красок, – возразил Худодо Тянскому. – Все можно повернуть вспять, надо лишь как следует сорганизоваться.

– И много вас таких? Желающих сорганизоваться и повернуть вспять? – поинтересовался Сан Саныч.

– Есть желающие. – Худодо неспешно наклонил голову. – Есть.

– Ёсть? Понятно. Стало быть, немного. Наверное, вы с Тянским на пару, и все.

– Вы, Александр, уж поумерьте ваш сарказм. Что вы, ей-богу? Все не так печально, как может показаться на первый взгляд. Сподвижники у нас имеются, и в достаточном количестве. Кстати, даже усиии…

– Усии? Да ладно! Правда что ли? Вы меня удивили. Как вы с ними общаетесь? И за что они-то ратуют? Чего хотят?

– Общаться с ними нелегко, это правда. Но возможно, в основном трансцедентальным образом. А хотят они как раз обратного тому, что происходит сейчас. Чтобы усии становились полноценными людьми, а не люди – усиями, вот чего они хотят.